– Мне пришлось аккуратно предупредить родных об угрозе. Собственно, это и была еще одна – главная – причина экстренного прилета матери: разобраться, что происходит. Едва переступив порог квартирки, мама занервничала еще больше. Никого нет, на зеркале моя записка тебе, из которой явствует, что я уехал по срочному делу, а тебя почему-то ищет Ванька. Заподозрив неладное, мама стала обрывать телефоны. Но ни мой друг, ни я не отзывались. Она уже сходила с ума от волнения, когда Ванька объявился сам – с ужасной новостью…
Мурашки побежали по коже, стоило представить этот страшный разговор. Между Аликом и матерью всегда существовала незримая крепкая связь, и несчастная женщина, не допуская и мысли о потере любимого сына, бросилась на помощь.
– Я до сих пор не сомневаюсь: не окажись в тот момент рядом мамы, быть мне сейчас на том свете, – вздохнул Алик. – К счастью, Ванька сообразил, что я отправился в клуб. Он кинулся туда, но застал уже оцепление, полицию и «скорую». Почти тут же подоспела и мама. Нас с тобой, куколка, развезли по разным больницам. Я слабо дышал, потерял много крови, при падении сильно ушиб руку. Но главное, подозревали серьезную черепно-мозговую травму. Меня стали готовить к операции – тогда, собственно, я и лишился своей шевелюры. Мама, почуяв неладное, попросила ждать, сколько будет возможно. За считаные минуты подняла на ноги всех знакомых. На счастье, удалось выйти на хорошего нейрохирурга, тот примчался и буквально в последний момент предотвратил операцию, которой, как оказалось, не требовалось…
Меня всегда отличало живое воображение, вот и теперь, прижимаясь к такому теплому и родному Алику, я с ужасом представляла ту ужасную чехарду событий и отчаяние его матери. Помнится, Ваня сравнил ее с раненой львицей, и немудрено: она рьяно бросилась на защиту сына, видя врага буквально в каждом. Меня стараниями Гения подозревала во всех смертных грехах, самого руководителя клуба считала – и справедливо – исчадием ада, не доверяла и Ване, не сумевшему предотвратить трагедию. Не говоря уже о том, что не знала источник угроз, которые с недавних пор стали поступать не только Алику, но и ей…
– Пока я валялся в больнице без сознания, мама продолжала трясти полезные связи, оставшиеся еще со времен отца. Вышла на какой-то большой чин в органах, объяснила ситуацию. Тот человек и подбросил идею объявить меня умершим, тем более я и так был между жизнью и смертью. Это позволило бы выиграть время, дать мне возможность восстановиться, оградить меня от недружелюбного окружения, а еще понять, кто же все-таки нам угрожает. Куколка, не вини маму, она чуть не обезумела от мысли, что потеряет меня, и подозревала всех, даже Ваньку. К тому же приходилось скрывать происходящее от моей сестры, которая проходила лечение за границей и могла сорваться от любого потрясения. А вскоре, уже после того как я «умер», у нашего дома маму подстерег все тот же незнакомец…
До сих пор я слышала о матери Алика до обидного мало – и по разрозненным деталям составила портрет женщины мягкой, домашней, преданной семье. По рассказам она не походила на «железную леди», но, видимо, в чрезвычайной ситуации пришлось стать жесткой и решительной. Непонятно как, но ей удалось разговорить незнакомца и уяснить суть претензий Борова.
– Куколка, в это трудно поверить, но свихнувшийся «братец» решил уничтожить меня весьма любопытным образом…
Всполошившись на его словах, я вскинула голову, и Алик снова стал успокаивающе гладить меня по волосам.
– Помнишь, как мастерски он выворачивался из любых, даже самых безнадежных ситуаций? Заполучив документы, изобличающие махинации Ильинского, выманивал у него круглые суммы. Но Боров сложа руки тоже не сидел: постепенно «отмыл» все спорные средства, умаслил, кого нужно, отвел от себя угрозу. И логично потребовал от Гения вернуть деньги. Тот отказался, переведя стрелки на меня. Мол, отдал все нашей семье, а именно мне, чтобы я спасал от наркомании нашу общую сестру. И люди Борова переключились на меня…
– Да как это может быть?! Кто бы в это поверил? – в ужасе дернулась я. И тут же застыла, потрясенно глядя Алику в глаза.
Конечно, может… Гений и правда обладал редким даром убеждения. Он моментально находил нужные слова, грамотно пользуясь ситуацией. Посеял же он однажды сомнения в моей душе, заставив упрекать Алика в равнодушии и лжи! А еще наш психолог слыл «крепким орешком», не отличавшимся эмоциональными привязанностями, – гораздо проще было надавить на его брата, заходившегося в волнении при малейшей угрозе родным или мне. Наконец… Перед мысленным взором снова живо предстала картина визита Борова в клуб. Помнится, я еще восхищалась благородством Алика, сумевшего переступить через неприязнь, когда Гений подвергся опасности…