Клуб путешествий. Записки командора и других путешественников (сборник)

Успокоившись, мы стали убирать свежие запасы рыбы в морозильник и, наконец, приступили к завтраку, постоянно поглядывая за корму. Через какое-то время, видимо, потеряв к нам интерес, кит исчез в черно-синей глубине…

Государство Фиджи, состоящее из двух больших островов и нескольких групп маленьких островков и атоллов, встречало нас пряным запахом растительности. Он чувствовался уже на расстоянии десяти миль от берега. Словно таинственное заморское царство, куда в древности в поисках сокровищ плавали купцы, медленно проступал сквозь дымку: Вити Леву – Большой Остров.

Однако разочаровавшись, что вода коралловой лагуны – коричнево-мутная от стекающих с гор рек и речушек, мы, не раздумывая, перебрались на находящийся в двадцати милях от Большого Острова атолл Мана.

– Була винака! – голос звучал явно снаружи и совсем рядом. Я вышел на кокпит. Бесшумно подкравшееся каноэ и здоровенный абориген в нем с красными, как малина, деснами и зубами улыбнулся моему приветствию в ответ. Черные зрачки глаз на фоне желтых белков и шапка кучерявых черных волос дополняли его грозный вид.

– Добро пожаловать! Меня зовут Мозэс, – скромно представился незнакомец.

– Как тут у вас, Мозэс, с людоедами? – поинтересовался я, пытаясь продолжить разговор в интересующем меня русле.

Фиджиец еще раз широко улыбнулся.

– В последний раз это произошло в 1964 году, когда английского миссионера съела вся наша деревня, – ответил он.

– И что же дальше? – не удивился я своей проницательности.

– Не знаю, меня тогда еще не было на свете. Но говорят, что потом наши жители раскаялись и послали родственникам на его родину корову, равную весу святого отца, и те, не раздумывая, с благодарностью ее приняли, – ответил он, и наше знакомство состоялось.

Мозэс, местный рыбак и активный прихожанин церкви Адвентистов седьмого дня, оказался женатым человеком, и все его четверо босоногих ребятишек сидели сей час в каноэ.

Побеседовав еще какое-то время на разные темы, пока детвора расправлялась со сладостями, мы завернули в пластиковый пакет для его жены несколько прошлогодних глянцевых американских журналов, и Мозэс, взяв с меня обещание непременно навестить его хижину на суше, отправился с сорванцами дальше по делам.

– Знаешь, у нас свернулась сгущенка. – Кончик консервного ножа в ее руках был чем-то испачкан.

– Ха, как она может свернуться? Там ведь сахар, – не отрываясь от моего «любимого» занятия менять импеллеры (резиновый ротор с лопастями) на насосах охлаждения моторов, сказал я.

– Посмотри сам, она вся темная.

Действительно, и цвет, и ее чрезмерная густота вызывали беспокойство. Хотя…

– Неужели за те четыре месяца, что нас не было на яхте, вся сгущенка в трюме от жары… сварилась?

Пробую на язык. Карамель. Вкусно. Ложка в рот. Как конфеты… ириска! Ложка. Еще. Поняв, что я ее не разыгрываю, она осторожно пробует тоже. Что ж. Вместо молока в кофе ее уже не положишь. Но как лакомство к блинам – вполне.

Неожиданно меня пронзает нехорошее предчувствие, и вот я, уже босиком стуча по ступенькам, несусь вниз в каюту. Там, в подполье, оставались бутылки вина.

Наугад открываю первую. Пробую. Точно. Что делать? От жары сгущенка превратилась в карамель, а сухое красное стало… мадейрой! Двести бутылок?! Да, но куда мне столько мадейры? Ладно, делать нечего. Значит, на ужин вместо сухого чилийского – стакан «португальского». Видимо, продавец в Панаме не обманул: вино натуральное…

В каюте, все еще в беспорядке, лежали покупки, сделанные мною в порту Сувы: кубки, чаши, булавы, вырезанные местными мастерами, можно было сравнивать с оригиналами, увиденными несколькими днями раньше в столичном Музее Фиджи. Какие только приспособления не придумывали в далеком прошлом фиджийцы, чтобы уничтожать друг друга: дробилки, палицы, копья и ножи – все изготавливалось из твердого, как камень, местного дерева; при этом на предметы всегда наносился изящный орнамент в виде инкрустаций перламутровыми ракушками.

Это сегодня можно увидеть у президентского дворца стройных, под два метра, гвардейцев с мушкетами в руках, в красных куртках-камзолах и белых длинных юбках, оканчивающихся бахромой в елочку. А тогда это были воины с дубинами наперевес, проламывающие головы своим врагам.

К тому времени относится и каннибализм Фиджи. Несколько деревянных вилок каннибалов лежали сей час среди покупок. Все они отличались по размеру, поскольку предназначались для трапезы тех или иных частей тела поверженных противников…

– Говорят, в Суве не самый надежный грунт для якоря? – Майкл делает ход, и я проигрываю ему еще одну банку пива. Мы сидим на палубе под навесом и уже полчаса играем в шахматы. На Мана совсем небольшая лагуна, но она хорошо защищена коралловым барьером.

– Да, это верно, – отвечаю я. – Как раз там со мной произошел один неприятный случай.