Клуб самоубийц

Еще один эпизод его личной жизни был не таким трагичным, но гораздо более драматичным. Одна из влиятельных семей заказала ему дело об опекунстве тети над взрослой, но еще несовершеннолетней племянницей. Пе́трович добросовестно выполнил свою работу, но в процессе этой работы ему неоднократно приходилось зажимать рот очень темпераментной тети, чтобы ее крики не разбудили племянницу, спавшую в другом крыле, далеко от спальни тети, но и эмоции были чрезмерными, второго этажа старинного дома. А как-то раз ему в бюро позвонила сама племянница и попросила подъехать. По ее словам, она лично хотела получить от аудитора разъяснения ее прав. Пе́трович приехал, и девушка его встретила в совершенно (все-таки наслушалась тетиных криков) прозрачном халате. У аудитора хватило ума тут же ретироваться. Но вечером ему позвонила сама опекунша и ледяным голосом сообщила, что племянница ей все рассказала, что семья может подать на него в суд за совращение несовершеннолетней, но поскольку тогда придется отказаться и от его услуг, а значит, искать другого юриста, то она этого делать не будет. Тетя сказала, что досье принято, гонорар ему перечислен будет, но дорогу в этот дом он может забыть. Когда прошло время, он вспоминал этот эпизод уже не без иронии (еще говорят, что Набоков не актуален), но тогда он был просто взбешен. Вначале ему захотелось тут же приехать и рассказать, как все было на самом деле. Потом он решил отложить объяснение на после получения гонорара. Работа есть работа. Но когда тот поступил на счет «Пе́трович Аналитикс», то бешенство уже прошло, а точнее, материализовалось в желчь: неугомонная тетя современной Лолиты, удачи тебе в твоем, ой каком нелегком опекунстве. А сегодня подумалось: с кем еще за прошедшие годы эта козочка успела поделиться своими выдумками? Может, с подругами, а может, с этим самым психиатром, который между сеансами психоанализа фантазий молодых девочек сталкивает пацанов на веревке со скалы.

Нажитый профессиональный опыт приучил дуть на воду, поэтому, как бы ни было противно копаться в своем же грязном белье, но тебе (как – не знаю) придется выяснить, был ли тот чиновник членом этого клуба, а та коза – пациенткой этого мозгоправа.

Такие раздумья не прибавили аппетита, поэтому обед прошел безвкусно и желания посиестить не возникло. К четырем часам после полудня Пе́трович управился с ведомостями, закрыл кладовую, в этот момент в голове скользнула какая-то интересная мысль (ладно – додумаю в трамвае), зашел к секретарю, отдал ключ и коротко отчитался о сделанном за сегодня. По заработной плате и отчислениям отчет можно писать прямо сейчас. Секретарь заметно, по сравнению с вчерашним, повеселел и пожелал Пе́тровичу удачного завершения дня.

В трамвае действительно додумалось. Глядя на желтую листву, разбрасываемую по дорожкам парка северным ветром, он понял, что если председатель собрал на него срамной компромат, значит, сам он должен собрать на председателя что-то не менее, а лучше более весомое. Как в боксе: надо как минимум уравнять весовые категории. Может, как раз дело того чиновника? Интересно, был ли с ним знаком Херманн? Ну, это мы узнаем в пятницу. Да, вот еще что. Шнайдер говорил, что там, в Рейнензиштадте, всю неделю проходили торжества. Надо сказать Любляне, пусть посмотрит в библиотеке подшивку их местной газеты за прошлый месяц. И узнать бы еще, чем увлекается этот Гай Фокс. А еще лучше – кто такой на самом деле этот Гай Фокс. И тут в голову пришла другая, совершенно неожиданная мысль. Секретарь говорит, что председатель всегда в разъездах и что он с ним общается в частной переписке. Допустим, что Оле-Лукойе оставляет запросы председателю на телеграфе до востребования. Но если он сообщил аудитору о завтрашнем визите в приход после запроса Пе́тровича, сделанного вчера в конце дня, сегодня утром, а сам он вряд ли мог принять такое решение, не согласовав с председателем, то это значит, что Гай Фокс здесь, в городе. Может, даже в самом клубе.

С этой мыслью он поднялся к себе в бюро. В приемной на столе секретарши стояли цветы. Она вскочила из-за стола и бросилась ему на шею:

– Дорогой, как прошел рабочий день?

– Текучка, – высвобождаясь из ее объятий и расстегивая пальто, ответил аудитор. – Тебе что-нибудь удалось сделать?