Клуб самоубийц

Точнее, это был не разговор, а монолог. Пе́трович просто сидел на полу у ее ног и слушал. Кристина рассказала о завершении карьеры и об организации мастер-класса актерского мастерства. В столицу она перебралась по просьбе Герберта, старшего брата. Тот был неизлечимо болен и просил (врач сказал, что ему оставалось не больше двух месяцев) после его смерти переехать сюда, в их старый фамильный дом, присматривать за сыном. Переехала не одна, она предупредила брата, что приедет с другом, Рамоном, бывшим жокеем. Он тоже очень болен. У него началась болезнь Паркинсона. «Знаешь, что это такое? Это как у того известного американского боксера». – «Знаю, у Мохаммеда Али». – «Так что его нельзя оставлять одного». А когда, после смерти брата, они приводили в порядок его бумаги, то в сейфе наткнулись на пистолет. Ее друг тогда повертел его в руках и положил на место. А когда мальчик (она сдуру оставила ключ от сейфа на хозяйственной связке) случайно из него застрелился («Она не будет рассказывать детали, – подумал Пе́трович, – не то воспитание, да, сразу перешла к своему другу»), то на пистолете нашли отпечатки пальцев Рамона. Полиция считает, что Рамон специально подложил патрон в ствол. Да, мы знали, что мальчик был членом этого дурацкого клуба, да, дурацкого, племянник сам со смехом про него рассказывал, он и записался туда, чтобы просто поторчать. Мотив у Рамона есть – лечение его болезни стоит очень дорого. Моих средств не хватит, вот они и думают, что это я подбила Рамона засунуть туда эту пулю. Как-то глупо. Так можно заподозрить и нашего младшего брата. Герберт всю жизнь помогал ему, устроил на работу, даже оплачивал его карточные долги. Младший, он у нас всегда был неустроенный, неуравновешенный. У него с головой не все в порядке, в детстве страдал от клептомании, нас даже очень деликатно попросили тогда забрать его из колледжа. Потом вроде вылечился, но все-таки. И потом, одно дело – что-то стырить, и совершенно другое – подложить пулю. В этом же надо еще что-то понимать. А брат и любая механика – вещи абсолютно несовместимые. У него с детства все механические игрушки ломались на раз. Ты только все это, наше семейное, никому не рассказывай. Вдруг и к тебе прицепится полиция. А там такой противный следователь. Скрытный тюфяк. Я ему не доверяю. Кто подложил эту пулю, я не знаю. Может, она там сто лет лежала. И потом – к брату ходили какие-то картежники. Та еще публика. Но интуитивно я думаю, что, так или иначе, это дело того клуба. Мне Любляна сказала, что ты их проверяешь, может, найдешь что-нибудь? Только будь осторожен. Я их опасаюсь. Это же потом выяснилось, что мальчик, смеясь, отписал им все. А если откроется, что они замешаны, то, думаю, суд посчитает такое завещание недействительным. Так что будь осторожен.

Пе́трович участливо коснулся ее колена. Болезнь Паркинсона. Какая тут эротика. Только безнадежное зарабатывание на лечение и подозрение в сговоре. Бедная Кристина.

С этой мыслью он соскочил с подножки, но вдруг повернулся и посмотрел вслед убегающему с перезвонами вагону. Если я когда-нибудь захочу исповедаться, то попрошу это сделать в трамвае. И направился к ярким окнам гостиницы, где они всегда ужинали с Херманном.

Ужин

Херманн уже ждал его. Увидев друга, он встал из-за столика и направился к нему навстречу. Они обнялись (Пе́трович повесил пальто на вешалку в углу ресторанного зала) и направились к столику, на котором стояли большая кружка «Эдельвейса» и тарелка с солеными кренделями[31]. Херманн знаком показал официанту: «Моему другу тоже «Эдельвейс» (привычка так начинать ужины сохранилась еще со студенческих лет) и повернулся к Пе́тровичу:

– Ну, как у тебя дела?

– Прямо так сразу – как дела? Никак. Если честно, то плохо. Международная конкуренция душит. Всем сейчас подавай аудит «большой четверки»[32]. Из наших на плаву держатся только братья Клемен. Я сейчас больше занимаюсь оценкой имущества. Иногда хорошо получается. Это когда речь идет о слияниях и поглощениях. Иногда, когда речь идет о банкротстве, – плохо. А банкротства происходят чаще, чем слияния и поглощения.

– Я тебя предупреждал. Но ты же прислушивался ко мне, не так ли? Ты же стал делать информационные проекты?

– Там тоже не все благополучно. Производители софта стремятся максимально стандартизировать проектные решения, так что потребность в оригинальных идеях уменьшается. Ладно, об этом хватит. Давай о тебе. Как покатались? Как – «Штрайф»[33]?