Клубничный Яд

Дж. Л. Кенна Клубничный Яд

Для девчонок, которых привлекают морально серые мужчины и их гигантские…

…ножи.

Не погрузившись в темноту…

…не увидеть скрытой в ней красоты.

— КРИС ХЭДФИЛД

«Клубничный Яд» содержит сцены сексуального характера.

Присутствуют угрозы изнасилования, домашнего насилия (не со стороны главного мужского персонажа).

На страницах книги описаны убийства, пытки, принудительное заточение и нападения, а также контент для взрослых, который может быть неподходящим для некоторых читателей.

Говорят, чтобы заключить сделку с Дьяволом, нужно продать свою душу. Всё, что ты пожелаешь, имеет цену — вечное проклятие, замаскированное под свободу. Судьба будто выбирает за тебя каждый шаг — от того, как завязываешь шнурки, до того, в какое такси сядешь и зайдешь ли в магазин за сигаретами и выпивкой перед возвращением домой.

Но это означало бы, что твои решения — вовсе не твои. Что выбор уже сделан за тебя. Значит, ты не должен нести ответственность за свои поступки, ведь они тебе не принадлежат.

Это полная чушь.

Путь проложен твоими собственными ногами. Это дорога, выжженная эгоистичными желаниями. Каждое действие вызывает реакцию, каждый выбор ведет к последствиям.

Я говорил с Дьяволом. Он не произвел на меня впечатления.

Пока он торгуется за души, обещая жизнь взамен, я не требую ничего за твою смерть и плевать мне на твою душу.

Такова судьба падших ангелов.

Гарольд Уэсли — существо привычки. Каждое утро он встает в пять сорок пять. Его утренний распорядок прост: яйца на цельнозерновом тосте, бекон и половинка грейпфрута. Он целует жену и двоих детей на прощание, и уходит на работу. К восьми утра он уже в офисе, обедает с коллегами в полдень, а к пяти тридцати возвращается домой.

Всё кажется обычным и скучным. Никто бы не подумал, что он работает на безжалостную банду, такую как Хулиганы, помогая им скрывать деньги от правительства.

Вот в чем вся суть этого бессмысленного лабиринта из дыма и зеркал: куда бы ни повернул, везде отражается твое собственное лицо. Ты не видишь дальше своих импульсов, заперт в своем взгляде, привык видеть только то, что хочешь.

Полагаю, у меня дар. Я вижу всё. Мои зеркала обращены наружу.

Я бросаю сигарету на землю и вдавливаю ее тлеющий окурок носком ботинка в холодный, мокрый цемент склада дистиллерии моего дяди. Дым от моего последнего выдоха всё еще висит в сыром воздухе, как облако сожалений Гарольда.

— Знаешь зачем ты здесь? — спрашиваю я, прищурив жестокие темные глаза под тусклым светом низко висящей лампы.

Он яростно трясет головой, и его щеки хлопают, издавая неприятный звук. Я морщусь. Расстегиваю пиджак, неспешно снимаю его, демонстрируя два пистолета в кобурах по бокам. Складываю пиджак пополам, аккуратно кладу его на деревянный верстак рядом и наклоняюсь вперед.

— Ты, наверное, один из самых умных и креативных людей в своей сфере, но, Гарольд, ты настоящий идиот, — цокаю я языком. — Лгать человеку, который держит твою жалкую, изнеженную жизнь в своих руках… это глупо.

Я отталкиваюсь от верстака и растворяюсь в тенях. Глаза Гарольда следят за мной, пока я не исчезаю из виду. Ткань, плотно обтянувшая рот, делает его дыхание тяжелым, щеки заливаются румянцем. Капля пота скатывается по его лысеющему лбу, оставляя неровный влажный след на носу, прежде чем упасть на белую рубашку, испачканную кровью.

— Прости за сломанный нос. Это было непрофессионально с моей стороны. В свою защиту скажу: ты пытался сбежать, — ухмыляюсь я, обнажая зубы. — Как будто можно убежать от своей судьбы.

Лоб Гарольда хмурится, кадык дергается, и он начинает всхлипывать, ерзая на деревянном стуле, к которому крепко привязан.

— Хочешь послушать анекдот, Гарольд? Ты ведь не против, что я зову тебя Гарольдом, да?

Он снова трясет головой, его щеки опять издают тот самый хлопающий звук. Я стискиваю зубы, и вкус желчи поднимается к горлу. Глаз начинает нервно дергаться, но я глотаю порыв вонзить что-то острое в шею мистера Уэсли.

— Одного простого кивка достаточно, Гарольд! — резко говорю я и делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться. — Давай разрядим обстановку. Ты выглядишь напряженным, — говорю, хрустя шеей. — Этот момент не должен быть поводом для беспокойства. Назовем это временем урока. Временем просветления, можно сказать. Так вот, анекдот…

Я достаю нож из ножен. Тело Гарольда напрягается, глаза расширяются, и он начинает дергаться в своих веревках.

Я смотрю на свой нож, перламутровая рукоять поблескивает под тусклым искусственным светом.

— Что? — спрашиваю я, поднимая нож. — Вот это?

Я подхожу ближе, подношу лезвие к Уэсли и прижимаю его к кончику носа.

— Это тебя нервирует? — я нажимаю немного сильнее, острие чуть прокалывает кожу, образуя крохотную каплю крови.

Я убираю нож и отхожу.

— Уверяю тебя, Гарольд, мое оружие не должно пугать тебя больше, чем сама ситуация. Я мог бы легко убить тебя голыми руками.