Гоуст останавливается рядом со мной. Едва уловимый мягкий взгляд в его глазах дает мне понять то, что он не скажет словами — он рад меня видеть. Гоуст кивает в сторону улицы, сигнализируя, что мы можем уходить. Я широко улыбаюсь, протягиваю руку, чтобы взъерошить ему волосы, и он едва заметно улыбается в ответ, прежде чем легонько тычет мне в бок, дразня меня. Когда он поворачивается к Маттео, его взгляд темнеет, и лицо меняется. Как будто человек, вышедший из тени и радующийся моей компании, исчез, и его место занял хладнокровный убийца. Будто тот, кто стоял рядом, был всего лишь призраком.
Килл делает шаг к Маттео.
— Спасибо за информацию. Когда мои друзья будут забивать тебя до смерти, и ты начнешь переосмысливать свои жизненные решения, найди утешение в одной маленькой тайне…
Он наклоняется ближе, его губы почти касаются уха Маттео:
— Смерть Лоренцо будет куда мучительнее, — затем он отстраняется, чтобы встретиться взглядом с жертвой. — Я убью вас всех, — говорит он, давая себе время насладиться выражением страха и отчаяния, которое появляется у Маттео.
Потом он выпрямляется и поворачивается ко мне.
— Ну что, ребята, — говорю я с улыбкой. — Покажите всё, на что способны.
Килл хватает мою руку, его большая ладонь полностью скрывает мою.
— Пойдем домой, — говорит он, ведя меня прочь из переулка.
—
Но мы игнорируем его крики и продолжаем идти к машине Килла, — громкий треск, за которым следует глубокий, горловой стон, раздается в переулке. Когда мы выходим на улицу, басы музыки из клуба заглушают звуки избиения Маттео.
Теперь я это понимаю.
— Слишком тяжелый? — спрашивает Килл, передавая мне холодный, твердый металл.
— Нет. Он тяжелый, но я справлюсь.
Он наклоняется ближе, его грудь едва касается моей лопатки, и дыхание нежно обдувает прядь волос у моего уха. Жар разливается внутри, и я стараюсь не обращать внимания на Хулиганов, стоящих позади нас на стрельбище Шона.
Есть что-то в этом оружии у меня в руках, в его весе, во влажной жаре леса, обволакивающей нас, в том, как Киллиан одет в облегающие брюки и плотно обтягивающую майку, подчеркивающую его мощное тело. Его грубые, сильные пальцы скользят по моим, когда я держу оружие, и вены выделяются на его мускулистых, покрытых татуировками предплечьях. Всё это смешивается в единый коктейль, который покоряет меня и заставляет подчиняться.
Я бы сделала для этого человека
Смех, выстрелы, звуки, с которыми Хулиганы дразнят друг друга, стихают, пока я нацеливаю оружие.
— Удерживай запястье, — шепчет Килл прямо у моего уха, его тело огибает меня, направляя движения. — Устойчивее. Держи пистолет второй рукой, — он поддерживает мою не доминирующую руку, а затем отходит.
Я уже скучаю по теплоте его надежного, крепкого тела, но сохраняю стойку.
Килл надевает защитные очки мне на глаза, а затем встает позади, так, что я чувствую тепло и твердость его груди у себя за плечами. Его способ показать свою поддержку — в тишине, без слов, это так типично для Киллиана Брэдшоу.
Затем он наклоняется еще ближе, его губы касаются моего уха:
— Каждый чувствует боль, Бьянка. Но те, кто
Я слегка киваю, и Килл улыбается, касаясь моего уха.
— Хорошо, — говорит он, выпрямляется и надевает мне защитные наушники.
Ноги на ширине плеч, я наклоняюсь вперед, колени слегка согнуты, как он меня учил. Навожу прицел, кладу палец на спусковой крючок, готовясь к выстрелу.
Глубокий вдох, задержка…
Я делаю шесть выстрелов, затем сразу же опускаю оружие, пытаясь успокоить безумный прилив адреналина, бурлящий в моих венах.
— Охренеть, — говорит Килл, его рука скользит по моей, чтобы забрать пистолет. Он щелкает предохранителем и снимает наушники с моих ушей, а я одновременно снимаю защитные очки.
Мое сердце бешено колотится, а землистый, резкий запах сгоревшего пороха наполняет воздух, удивительным образом доставляя мне странное удовольствие. Вся обстановка вокруг снова оживает. То, что я блокировала, возвращается в одно мгновение.
— Попади по этой чертовой мишени, Бьянка! — кричит Ребел, подбадривая меня.
— Она прирожденный стрелок, Килл, — добавляет кто-то.