Клубок со змеями

— Хорошо-хорошо, — я примирительно улыбнулся, вновь сел на ложе и провел рукой по ее оголенному животу.

— Думаешь, у нас есть время? — лукаво произнесла она.

— Разумеется. Один Гасан провозится полчаса, пытаясь вывести на табличке свое имя.

Она рассмеялась.

* * *

Мы внимательно изучали исписанную глиняную табличку.

До темноты оставалось чуть больше часа, так что какое-то время на размышление было. Снаружи поднялся небольшой ветер, который заставлял колыхаться стенки шатра, словно слабая рябь на воде. Окружающую тишину периодически нарушали отдаленные голоса разбойников да ворчание верблюдов. Солнце переместилось сильно к западу. Его лучи уже не попадали сквозь дыры в шатре, оставленные Бастет, и не отражались на мече, который по-прежнему торчал в столе.

Из-за малой освещенности приходилось напрягать глаза, чтобы рассмотреть имена, выведенные на табличке. Разжигать треножники не было смысла. Все равно скоро придется складывать шатер. Ровным столбиком, используя иероглифическое аккадское письмо, на глиняной табличке были выведены следующие имена:

Гасан

Тарару

Тиглат-Атра

Себекхотеп

Ибинару

Архальбу

Ясмах-Нирари

Джераб-Зайя

— Ну, и который из них Кривое Серебро? — раздраженно спросил я.

Для меня половина этих имен были не более, чем каракулями. Разобрал только троих. Тиглат-Атра и Джераб-Зайя являлись ассирийцами, а Ясмах-Нирари — вавилонянином.

— Понятия не имею, — пробубнила Бастет.

— Наверняка, один из ассирийцев, — злобно процедил я.

Волна воспоминаний вновь нахлынула на меня, окунув с головой. Крутая лестница, уходящая вниз. Ее подножие скрывается во мраке. Несколько факелов освещают унылые стены холодной темницы. Стол из смоковницы. Злобный тюремщик. Вот он медленно наматывает металлическую цепь на кулак, приближаясь ко мне с ужасной ухмылкой. В глазах горит безумие и жажда крови. Жажда, которую не сможет утолить и вся кровь этого мира…

Я настолько глубоко ушел в себя, что не сразу услышал голос Бастет.

— Саргон? Саргон?!

— А?

— Ты в порядке? — на ее лице читалось беспокойство.

— Да, все в норме. Почему ты спрашиваешь?

Она, молча, кивнула в сторону моей правой руки. Я опустил взгляд и увидел, что с силой сжимаю кулак. Из-за этого порезы на пальцах вскрылись и начали кровоточить, заставляя повязку набухать багровыми пятнами.

Я вяло улыбнулся:

— Просто неприятные воспоминания.

— Расскажешь?

— Если и рассказывать, то сразу все, а сейчас на это нет времени. Потом, в лагере.

— Ладно, — Бастет понимающе кивнула. — Так, почему ассириец?

Я пожал плечами:

— Они очень властолюбивые и жестокие люди. По крайней мере, те, кого я встречал лично.

— Хм, — протянула она, — а я думаю на Себекхотепа.

— Почему?

— Египтяне любят строить козни. К тому же, он носит хопеш.

— Хопеш? Это что такое?

— Меч. Искривленный. Чем-то напоминает серп, — пояснила нубийка.

Я почувствовал интерес:

— Серебряный?

— Конечно, нет, — фыркнула Бастет, — обычная бронза.

— Однако «серебро» не обязательно может быть мечом.

— Верно, — подметила нубийка, а затем добавила, — он носит серебряный амулет на шее. Египетский анх[2].

— А вот это уже интересно…

— Однако, — подумав, добавила она, — это могли друг с другом и угаритяне беседовать.

— Угаритяне это…

— Архальбу и Ибинару, — пояснила Бастет.

— Понял.

— Или ассирийцы.

— Проклятие!

Я провел руками по волосам. Они были грязными и слипшимися до омерзения.

«Как же хочется омыться!».

— Он может быть любым из них.

— Так, что же будем делать дальше? — спросила Бастет.

— Пока не знаю. Наблюдать. И осторожно прощупывать каждого.

— Это рискованно, — нубийка побарабанила пальцами по столу.

— Лучше, чем пытать всех подряд, — подначил я.

— Пха!

Ветер усилился. Стенки шатра стали буквально ходить ходуном. Сквозь дыры начал залетать песок, а внутри настолько стемнело, что я с трудом различал контуры предметов.

— Ладно, нам пора выдвигаться в путь, если хотим, чтобы вина хватило на всю дорогу.

— Хорошо, — Бастет встала, с силой выдернув меч из стола. При этом она пошатнулась и ухватилась за край столешницы, слегка побледнев.

— Тебе точно не нужны носилки?

— Я справлюсь, — процедила сквозь зубы она, — к тому же, не стоит показывать подчиненным свою слабость.

Задумавшись над ее словами, я кивнул:

— Пожалуй, ты права. Тогда идем, не будем задерживаться, — я засунул табличку за пояс. — Доберемся до лагеря, отдохнем немного, а дальше что-нибудь придумаем. Уверен, заговорщик не станет предпринимать каких-либо серьезных действий в ближайшее время. Он ожидает награды и поощрения.

Бастет кивнула.

Я уже было направился к выходу, как вдруг почувствовал ее руку у себя на пояснице:

— Постой.

— Что?

— Ты приказал избавиться от следов пребывания каравана?

— Ну, да.

— И от этого шатра тоже?

— Разумеется.

Она слегка замялась.

— Что-то не так? — спросил я.

— Я бы хотела взять эту золотую статуэтку льва, что украшает крышу.

— Она тебе понравилась?

— Очень, — я услышал в ее голосе нотки восхищения.

— Так в чем же дело? Пошли, снимем. Она будет прекрасно смотреться над нашим шатром.

Она еще крепче прижалась ко мне:

— Спасибо.