Клубок со змеями

Но Тарару меня не слушал. Его губы продолжали беззвучно шевелиться, а лоб уже просто блестел от испарины. Наконец, спустя несколько секунд, которые показались вечностью, он закончил чтение и посмотрел на меня. В его глазах я увидел неподдельный страх, от которого самому стало не по себе. Я видел, как участилось дыхание юнца, а глиняная табличка выпала из его рук и впечаталась в песок. Вся эта картина не добавила мне спокойствия. Скорее наоборот — я начинал ощущать, что тревога — штука заразная.

— Хазин пишет, — с придыханием начал Тарару, — что сейчас самое подходящее время для начала войны.

Последнее слово, словно тяжелый кирпич, ударило меня по голове. Перед глазами все готово было поплыть, но я сумел-таки взять себя в руки.

— Войны? С кем?

— Между Хатти и Вавилоном.

— По мнению Хазина скоро хетты нападут на Вавилонское царство, и начнется война?

Тарару быстро замотал головой:

— Нет, не начнется. Она уже идет!

[1]Энума элиш («Когда наверху») — поэма, восхваляющая Мардука.

[2]Ашшур — столица древней Ассирии, первый город, построенный ассирийцами и названный в честь ассирийского главного бога Ашшура.

7

Я почувствовал, как силы начинают покидать ноги, поэтому поспешно опустился на край кровати. Голова слегка закружилась, а во всем теле ощущалась неприятная слабость.

Хеттское царство и Вавилон схлестнулись друг с другом в войне. Множество мыслей, словно разъяренный пчелиный рой, обуяли разум. Однако первоначальный шок, вызванный внезапной вестью, быстро уходил. А его место заняло возбуждение. Возбуждение от осознания того, какую выгоду таит в себе эта война. Ведь хаос, в который сейчас погружается Двуречье, может сулить просто неслыханные возможности! Я даже на время забыл об опасности, которая исходит от ассирийца-предателя. Настолько меня захлестнула волна переживания. Однако все это предвещало не только возможности, но и проблемы. Одна из них сейчас стояла прямо передо мной и дрожала, словно пальмовый лист на ветру. Когда я поднял глаза на Тарару, то уже знал, что он скажет. Еще до того, как юный вавилонянин открыл рот.

— Мне нужно в Вавилон, — непослушными губами промычал он.

Я поднял руку, требуя его замолчать, но тот, похоже, не обратил на это внимания:

— Господин Саргон, умоляю вас! Я должен найти своего отца. Вы и так обещали мне поездку домой, а теперь… после того, что мы узнали… — он попытался помахать поднятой с пола табличкой, но она снова выскользнула из его ходящих ходуном пальцев.

— Помолчи и дай мне подумать, — холодно ответил я, беря себя в руки и поднимаясь на ноги, — ты уверен в том, что правильно истолковал знаки? Не мог ошибиться?

Тарару быстро замотал головой. На секунду мне показалось, что она сейчас открутится и слетит с плеч.

— Сядь, — указал я ему на табурет возле стола, — выпей пару стаканов вина. Судя по виду, ты готов свалиться в обморок. А я пока все обдумаю.

Тарару открыл, было, рот, чтобы мне возразить, но увидев, что я отвернулся и стал медленно выхаживать по шатру с нахмуренными бровями, решил-таки последовать моему совету и рухнул на табурет. Тот протестующе заскрипел под ним. Налив трясущимися руками выпивку и расплескав половину, Тарару отправил ее в рот. Однако мертвенная бледность, покрывшая его лицо, начала спадать лишь после второго стакана. На щеках молодого вавилонянина появился здоровый румянец.

— Насколько я понял из твоих слов, Хазин писал, что сейчас самое удачное время для начала войны, но он ни слова не говорит о самой войне. Значит, вывод о том, что хетты вторглись на территорию Вавилонского царства может быть ошибочным.

— Нет, — хрипло возразил Тарару, — в письменах Хазина сказано, что войска под личным командованием самого царя хатти Мурсилиса вплотную подошли к границе Вавилонии с севера и нанесут удар через десять-двенадцать дней после того, как сделана эта запись.

— Там есть дата? — я внимательно посмотрел на него.

Тарару, молча, кивнул.

— Не заставляй меня вытягивать из тебя слова раскаленными щипцами, — слегка раздражаясь, повысил голос я.

Набрав в легкие побольше воздуха, юнец выдавил:

— Запись сделана в первый день прибытия каравана на стоянку.

— Это значит…

— Это значит, что они могут быть уже под стенами столицы! — Тарару встал, но непослушные ноги вынудили его вновь опуститься на табурет.

Еще больше нахмурившись, я медленно произнес:

— Все лучше и лучше.

— Я должен отправиться на поиски отца, — Тарару дрожащей рукой поставил пустой стакан на столик.

— Ты прекрасно понимаешь, что не сможешь перейти пустыню в одиночку, — я развел рукой, — ты и дороги-то не знаешь.

— Дайте мне сопровождающего.

— Ослабить и без того наши хилые позиции в лагере?

— Одним больше, одним меньше — не имеет значения.

— Ошибаешься, — это была не единственная причина, по которой я не собирался отпускать Тарару, но посвящать его в другую в мои планы не входило. — В любом случае, пока не вернется Бастет я тебя никуда не отпущу.

— Вы обещали, — просипел юнец, поднимаясь на дрожащих ногах, — вы обещали отпустить меня в Вавилон!

— Сядь!