Клубок со змеями

Пять пар глаз были буквально прикованы к Бастет, а их уши ловили каждое слово.

— Мы воспользуемся моментом и вынесем из великого города столько золота, что нам хватит на всю жизнь.

— И когда вы планируете начать? — спросил Себекхотеп.

— Послезавтра. На рассвете. Ибо медлить нельзя. Если мы не хотим, чтобы хетты разграбили Вавилон без нашего участия.

— Но это невозможно! — чуть, было, не сорвавшись на визг, воскликнул Себекхотеп, взмахнув руками.

Ассирийцы смерили его презрительным взглядом, но тот даже не заметил этого.

— У тебя есть возражения? — холодно поинтересовалась Бастет.

— Разумеется, и я поспешу их озвучить, — египтянин оттопырил длинный и тонкий указательный палец левой руки, — во-первых, у нас слишком мало людей, чтобы штурмовать город.

— Никто не собирается штурмовать стены, — резко вскинула руку Бастет в предостерегающем жесте, давая египтянину понять, чтобы тот замолчал. Золотой браслет с лазуритом в виде скарабея вновь сверкнул на ее запястье. — Проблему по взятию города станут решать хетты, а не мы.

— Тогда с чего вы решили, что они не откажутся от нашей помощи?

В этот момент я решил вновь напомнить Себекхотепу о своем присутствии, а то, не дай боги, еще примет меня за очередной треножник:

— Лишних людей на войне не бывает. Наши отряды займутся разведкой, доставкой припасов и отвлечением внимания.

Ассирийцы с нескрываемым любопытством воззрились на меня. Видимо, они оказались крайне удивлены, что какой-то бывший ремесленник способен рассуждать о тактике ведения боя. Честно признаться, я и сам был изумлен, когда услышал слова, вылетевшие из собственных уст.

«Интересно, а смог бы я стать хорошим полководцем? Есть ли у меня талант к этому ремеслу? К сожалению, законы Хаммурапи не дают возможности узнать это на практике. Если твой отец родился строителем глиняных хижин, то изволь заниматься этим всю жизнь. Вот еще одно доказательство того, что закон не идеален. Ну, теперь-то у меня есть шанс узнать, чего я стою на самом деле и, да сожрут меня шакалы Ламашту, если я его упущу!».

— С какой стати им делиться с нами? — продолжал разглагольствовать Себекхотеп, даже не удосужив меня и долей внимания, словно мои слова были пустым звуком. — Хочу напомнить вам, госпожа Бастет, что мы за многие годы своей разбойничьей деятельности ограбили множество караванов, в том числе и хеттских. За головы некоторых из нас назначена такая награда, что сам Мин[1] бы позавидовал!

— Наконец-то ты сказал хоть что-то вразумительное, — брезгливо бросила Бастет, сморщив свой хорошенький носик, на котором еще остались следы вмешательства костоправа. Все-таки те мощные удары щитом не прошли бесследно. — Это еще одна причина, по которой я всех вас здесь собрала. Мы должны решить, стоит ли риск того, дабы на него пойти, — и прежде, чем Себекхотеп успел вновь открыть рот, добавила, — ведь если нас ожидает успех, то мы обеспечим себя на всю оставшуюся жизнь.

Расчет был банален и прост — добиться поддержки большинства. А это не составило особого труда. Я это понял, когда увидел, как загорелись глаза ассирийцев. Разумеется, они готовы были рискнуть, ведь война для них — любимая забава. Гасан поддержал нас просто потому, что у него нет выбора. У Тарару имелись личные интересы для того, чтобы попасть в Вавилон. Себекхотеп остался в меньшинстве — он один высказался против похода.

— Тогда решено, — прозвучал властный голос Бастет, — чтобы к завтрашнему вечеру все было готово, — а затем сделала царственный жест рукой, словно отпускала слуг, — свободны.

Меня аж передернуло.

«Да попридержи ты свои замашки до лучших времен!».

Все пятеро отвесили небольшой поклон и покинули шатер один за другим. Они выглядели взволнованными и напряженными. Как только за Тарару, уходившим последним, опустился полог, Бастет расслабилась и откинулась на спинку трона, подперев голову рукой и прикрывая ладонью лицо. Я обошел царское сидение и присел на корточки перед ней.

— Устала?

— Очень, — тихо произнесла она сквозь пальцы, — спина болит и ноги затекли.

— Неудивительно, — хмыкнул я, — царем быть нелегко.

Она застонала, но ничего не ответила.

Я же добавил:

— А я все ждал, когда же ты заставишь их пасть ниц и целовать ноги?

— Саргон…

— Да?

Она отняла руку от лица. На нем играла вялая улыбка:

— Иди ты к гулям пустыни.

Я тихо рассмеялся, но мой взгляд оставался серьезным:

— И все же я прошу умерить свой пыл.

— Тебе не понравилось? — закинув ногу на ногу, поинтересовалась она.

— Дело не в этом, — ответил я, — надеюсь, ты вняла моему утреннему совету?

Нубийка цокнула языком и закатила глаза: