Читаем Клудж. Книги. Люди. Путешествия полностью

Китай похож на кабинет врача, в который можно войти прямо с улицы, без записи. Я видел там такие – по крайней мере, кабинеты стоматолога: на обычной хай-стрит и между лавок с хозтоварами и сувенирами – витрина, где дантист на глазах у изумленной публики выдирает у пациента зубы. Разумеется, почувствовать удовольствие от контакта с уличной бормашиной или вкуса вареной куриной лапы в первый же день пребывания в Китае сложно; лучше сначала «набрать высоту» и хотя бы мельком ознакомиться с более привычными китайскими аттракционами: уходящая за горизонт Великая стена (которая, возможно, и работала в качестве защиты от монгольских полчищ, однако в настоящее время пала под натиском торговцев сувенирами, безжалостно набрасывающихся на всех, кто попадает в их поле зрения); трехуровневая панорама гонконгской гавани Виктория: девственные зеленые холмы вдалеке, затем линия небоскребов и – залитый солнцем залив, по которому снуют деревянные суденышки с цветными, как крылья у леговских драконов, парусами. Сюрреалистический пейзаж в Кайпинге: рисовые поля и среди них – построенные в начале XX века сказочные башни-крепости диалоу, фантазия чокнутого архитектора. «Обязательная программа» состоит из нескольких десятков пунктов; всем этим монастырям Тысячи Будд, садам Скромного чиновника, мостам Бессмертных и Каменным лесам можно посвятить годы; тем не менее в какой-то момент осознаешь, что Китай – понятие не географическое и даже не экономическое, а психическое. Древности, ландшафты и прочие «достопримечательности» можно увидеть где угодно – а вот ощутить, что ты на Луне, в мире, где все наоборот, – такого больше нигде не обнаруживается. Тысячелетняя языковая и географическая изоляция создали эндемичную нацию инопланетян.


В первый приезд я лелеял мысль о том, что коммуникация на языке аборигенов теоретически возможна. Помню, как я искал улицу по бумажке с адресом: Шанхай, такой-то район, улица Донг Пинг Лу. Я вцепился в какого-то китайца – сто процентов местного, вышел за газетой:

– Стрит Донг Пинг Лу, плиз?

Он прищурился, будто не вполне понял.

Чего ж тут непонятного? Донг Пинг Лу! Где-то рядом?

Ни бэ ни мэ ни кукареку.

Плюнул и нашел другого – который выглядел еще лучше: как служащий справочного бюро. И? Тот же результат.

А, догадался я, наверное, проблема в произношении, интонации, надо говорить по-другому.

– Донг Пинг Лууу?

Это сработало – но при попытке дойти, следуя полученным подсказкам, я столкнулся с отсутствием чего-то похожего на пункт назначения.

– Дооонг? Пииинг! Лу? Днпнлууууууууууу?!?!?!?!

Каждая новая жертва с пониманием, иногда с оттенком озабоченности, кивала, куда-то показывала – ровно в противоположную относительно своего предшественника сторону. (Что, впрочем, неудивительно: китайцы одержимы равновесием, балансом, гармонией.) Где оно – Донг Пинг Лу? Там же, по-видимому, где Эльдорадо, Беловодье и Шамбала.

Бывали, между прочим, и более драматичные моменты.

Стою перед окошечком кассы вокзала и, высунув язык от волнения и вытирая холодный пот со лба, срисовываю с путеводителя иероглиф – название города, куда мне нужно. Тот, который я нарисовал заблаговременно, пока стоял в часовой очереди, никакого эффекта на кассиршу не произвел. Страшно, и не на шутку: если я неправильно скопирую хотя бы одну чертову палочку, один чертов изгибчик – то получу билет куда-то туда, откуда, возможно, не вернусь уже никогда; так, наверное, чувствовал себя персонаж Джорджа Клуни в «Гравитации», когда уплывал в открытый космос. Очередь за мной волнуется, но вежливо: первый раз кто-то дотрагивается до моей спины минут через пять. Оборачиваюсь и вижу, что количество людей таково, что если уложить их голова к голове, то можно заполнить расстояние до Луны.


Диалектика путешествия по Китаю состоит в том, что, с одной стороны, здесь столько всего интересного, что и в гостиницу-то возвращаться не хочется; с другой – вечером, в номере, испытываешь дикое счастье просто от того, что рядом с тобой – пусть всего лишь на одном квадратном метре – никого больше нет. Эта чисто физиологическая усталость от количества людей говорит о том, что вокруг нас существует некая аура приватности – и вот в Китае ей приходится туго. Целый день ты видишь, слышишь, ощущаешь не просто людей, а именно толпу, снующую, бегущую, курящую; причем это не просто толпа – это китайская толпа, в которой ощущается креативная энергия и, я бы сказал, политическая сила. Можно сколько угодно иронизировать над способностью этих людей скопировать в деталях любой, самый сложно устроенный предмет – от сумки Louis Vuitton до космического корабля «Союз»; однако нельзя не чувствовать, что это очень деятельные люди, которые добились всего, чего хотели, и на достигнутом, похоже, останавливаться не собираются; они знают, как изменить мир, – и таки изменят его.


Перейти на страницу:

Все книги серии Лидеры мнений

Великая легкость. Очерки культурного движения
Великая легкость. Очерки культурного движения

Книга статей, очерков и эссе Валерии Пустовой – литературного критика нового поколения, лауреата премии «Дебют» и «Новой Пушкинской премии», премий литературных журналов «Октябрь» и «Новый мир», а также Горьковской литературной премии, – яркое доказательство того, что современный критик – больше чем критик. Критика сегодня – универсальный ключ, открывающий доступ к актуальному смыслу событий литературы и других искусств, общественной жизни и обыденности.Герои книги – авторитетные писатели старшего поколения и ведущие молодые авторы, блогеры и публицисты, реалисты и фантасты (такие как Юрий Арабов, Алексей Варламов, Алиса Ганиева, Дмитрий Глуховский, Линор Горалик, Александр Григоренко, Евгений Гришковец, Владимир Данихнов, Андрей Иванов, Максим Кантор, Марта Кетро, Сергей Кузнецов, Алексей Макушинский, Владимир Мартынов, Денис Осокин, Мариам Петросян, Антон Понизовский, Захар Прилепин, Анд рей Рубанов, Роман Сенчин, Александр Снегирёв, Людмила Улицкая, Сергей Шаргунов, Ая эН, Леонид Юзефович и др.), новые театральные лидеры (Константин Богомолов, Эдуард Бояков, Дмитрий Волкострелов, Саша Денисова, Юрий Квятковский, Максим Курочкин) и другие персонажи сцены, экрана, книги, Интернета и жизни.О культуре в свете жизни и о жизни в свете культуры – вот принцип новой критики, благодаря которому в книге достигается точность оценок, широта контекста и глубина осмысления.

Валерия Ефимовна Пустовая

Публицистика

Похожие книги