Он смотрел не на сам купол Охраняемой Зоны Нью-Йорка, но визуальное изображение выглядело достаточно реалистичным, чтобы сбивать с толку. Здесь он находился в помещении, расслаблялся у фальшивого пляжа, который полумесяцем тянулся перед симулированным океаном — вот почему Нику не приходилось прятаться под зонтиком. Всё перед ним, включая идеально изогнутые сине-зелёные волны, облака на небе, морских птиц и дельфинов, которые выпрыгивали где-то на фоне, находилось внутри подземной развлекательной зоны в центре Манхэттена.
В отличие от купола, который защищал Нью-Йорк в целом, искусственное солнце и небо здесь были комфортными для вампиров.
Ник закрыл глаза, позволяя лучам литься на его тело и невольно улыбаясь. Если сравнивать с иллюзиями в целом, эта была вовсе не плохой.
Взяв одно из двух полотенец, которые он прихватил из корзины по дороге из раздевалок сюда, Ник подложил его под голову в качестве подушки. Вторым полотенцем он накрыл свои колени и ноги почти как одеялом.
Его разум дрейфовал, пока он лежал там.
Вампиры не спали…
…но в последнее время он слишком много времени проводил в этом пограничном дрейфующем состоянии.
Это напоминало зависимость. Это притягивало его подсознание, уговаривая вернуться.
Может, в данный момент это действительно ему пригодится, оправдывался он.
Может, это пригодится ему для расследования.
В конце концов, подсознание хорошо решало загадки, верно? Будучи человеком и копом, он постоянно пользовался этим трюком, чтобы выудить детали, которые не уловил сознательно. Чтобы сложить воедино ниточки или собрать разрозненные события и связи в такой манере, которая слишком сложна для прямолинейных частей его сознания.
Ник закрыл глаза, положив голову на пушистое полотенце и поёрзав затылком, пока не нашёл идеальное местечко.
Он выдохнул, хотя не нуждался в воздухе.
Он не знал, когда перешёл от убеждения, что он подумает о расследовании… к тому моменту, когда все эти образы растаяли.
Беглые картинки Морли, Джордана, пустого лица Нуньез и её тянущейся вниз руки, красной раздражённой кожи человеческого копа… ложки Морли, которой он мешал свой чёрный кофе размеренными, нескончаемыми кругами…
Всё это рассеялось как дым.
Ник очутился в каком-то другом месте.
Он был в ресторане.
Что-то здесь казалось смутно знакомым.
Голова Ника была запрокинута назад, его глаза смотрели вверх, когда он издал хрип. Люстра из зелёного стекла свешивалась с золотистого потолка. Декоративный гипсовый узор, похожий на солнце, расходился от люстры; Ник всюду вокруг себя видел стеклянные стены, словно они ели в оранжерее, террариуме или аквариуме.
Снаружи была ночь.
Факелы усеивали патио под открытым небом и столики. На их столике он чуял стейк, картошку, грибы, жёлтую тыкву, красное вино…
Однако его еда была для виду. Он не ел.
Он был вампиром.
Он был вампиром, и он пришёл сюда не один.
Они были вместе.
Он так хорошо знал это чёртово лицо, эту улыбку, как резко сверкали эти глаза, когда Ник злил его, как поджимались эти губы, похожие на рот мраморной статуи. Ник знал это лицо и в других вариациях — как оно изменялось, когда он возбуждался, как двигалось его горло, как расфокусировались эти зелёные глаза, как стискивались челюсти.
Ник знал беглый лукавый взгляд, видневшийся в этих зелёных радужках прямо сейчас. Затем его глаза прищурились, и бледно-фиолетовые кольца были заметны в отсветах пламени, лившихся через окна.
Он всматривался в лицо Ника.
Его улыбка постепенно становилась шире.
Ладонь тяжело опустилась на бедро Ника, массируя мышцы.
Это лицо… оно сводило с ума.
Ник знал это грёбаное лицо. Он знал его чертовски хорошо.
Почему, во имя богов, он не мог его
Светлые глаза сияли, глядя на него. Изогнутые губы так близко, что можно коснуться. Выступающий подбородок, приподнятая бровь, почти до раздражения красивые черты… зелень его глаз становилась как будто зеленее благодаря фиолетовому кольцу вокруг.
Это была такая странная и завораживающая черта — ободки вокруг его радужек.
Они делали его и без того прекрасные и иномирные глаза ещё более прекрасными и иномирными. Ник знал эти глаза лучше, чем свои собственные.
В то же время он…
Он не мог связать с ними имя, лишь догадки.
У него не было понимания, не было чувства завершённости.