– Как не знать? – уборщик выплеснул остатки воды на каменный пол. – Одного, который помоложе, вчера увели к Порченому вместе с «зеленушкой». Говорили, будут делать эта…. сравнительное вскрытие, во!
Девушку передёрнуло. Пустить под нож двух живых людей ради научного любопытства?..
– А второй, здоровенный такой, бритоголовый – здесь, в клетке. К нему подранка и засунули. Сказали: «сам теперь ухаживай!»
– А где его клетка?
– Там, у стены. – уборщик махнул рукой. – Крайняя.
– Крайняя? А сколько вообще тут клеток?
Она слышала гвалт и причитания «зеленушек», но определить, сколько их, не могла – клетки разделяли деревянные щиты.
– Восемь. В дальней те двое, в четырёх – «зеленушки», а две, по соседству с тобой, пустые.
– Ясно… – девушка облизнула внезапно пересохшие губы. Слушай, не передашь ему пару слов?
– Я так и знал, что ты попросишь! – обрадовался уборщик. – Вот, держи…
Он просунул между прутьями клочок бумаги размером с четвертушку тетрадного листа и крошечный огрызок карандаша.
Лиска принялась карябать грифелем по бумаге. Хотелось расспросить неожиданного союзника: почему тот помогает ей, рискуя загреметь в клетку, а потом и на материал для «грибных» зомби?
«Нет, нельзя! Спугнёшь – ещё раз так не повезёт…»
Нынешний Ботаник разительно отличался от суетливого, чересчур болтливого парня, с которым он делил камеру на пересылках. Казалось, таинственные «слизни» вместе с Лесной Аллергией, вытянули из него всё наносное.
«…или – приобретённое в процессе проработки легенды?..»
– Вот что друг ситный, хватит разводить бодягу. – Виктор стоял посреди клетки, сложив руки на груди, и в упор разглядывал вновь обретённого сокамерника. – Что ты никакой не студент, я давно понял. Уж не знаю, кто ставил тебе рукопашку, но забьюсь на что угодно – учился он в одной школе с моими инструкторами. Так что давай, колись, не зли взрослого дядю.
– Тётю! – Ботаник уселся поудобнее. Похоже, рана его не слишком беспокоила. – Вот скажи, с чего это мне с тобой откровенничать?
– Ты что, сучара бацильная, вконец рамсы попутал? – Виктор, не ожидавший такой наглости, машинально «включил» зека. – Ты кого «тётей» назвал? Знаешь, что с вашим братом за такие базары делают?
– Ещё скажи – «чисто по понятиям»! – сокамерник ехидно ухмыльнулся. – Брось, Палыч, мы оба знаем, что никакой ты не блатной. Да и странно было бы – с твоим-то прошлым…
Белобрысый смотрел уверенно, свысока, с некоторым даже снисхождением – как старший по званию на накосячившего и неумело выкручивающегося подчинённого. Сейчас он походил на кого угодно, только не на студента, вляпавшегося по глупости в проблемы с наркотой.
– Так, с какого перепугу мне колоться? – не унимался Ботаник. – Что ты там понял – меня не касаемо, это всё твои фантазии. Мы оба в одной заднице, а что меня поцарапало, так здесь, в клетке это по барабану. Или ты мне руки выкручивать собрался? Не советую – скоро нас найдут, и тогда роли могут поменяться.
– Найдут? Скоро? С чего ты взял?
– Ты что, маленький? Не знаешь, как контора работает? У нас обоих вот здесь, – он ткнул пальцем себе в бицепс, – зашиты маячки. И придурки, которые нас сюда засадили, их не извлекли. Я вообще не понимаю, почему мы ещё здесь – может, сигнал глушат?
– Какие, нахрен, маячки? Ты что, бредишь?
– Вот такие! – белобрысый показал кончик пальца. – Штатные, модель РМПК-22Б. Срок автономной работы двести часов. Думаешь, в санпропускнике тебе одни витамины кололи?
Виктор недоумённо уставился на сокамерника – и расхохотался.
– Маячок у него… ну, ёшкин кот, насмешил! Ты давно очнулся?
– Очнулся?.. – Ботаник нахмурился. – Может, часа три назад. А это здесь при чём?
– И что с тобой делали?
– Да только ничего. Какой-то тип, весь в татуировках, содрал у меня с груди и спины зелёную плёнку, что-то вроде засохшего гелевого пластыря. Потом велел переодеться и отправил сюда.
– И ты вообразил, что нас похитили из спецсанатория, и держат где-то неподалёку? Что ты последнее можешь вспомнить?
– Ну… – белобрысый задумался. – Мы выскочили через пролом стены на МКАД. Дальше – броневик, в меня попали… Пожалуй, всё. Но зачем тебе…
Виктор его уже не слушал.
– Всё правильно, тебя подстрелили – сквозное пулевое в грудь. Но это, парень, далеко не самая плохая новость. А плохая состоит в том, что мы с тобой – в Лесу.
– Где? Ты охрене…
– В Ле-су. – раздельно произнёс Виктор. – В Московском Лесу, если так понятнее. По моим прикидкам, километрах в пяти-шести от МКАД. И торчим тут уже вторые сутки.
Глаза у Ботаника полезли на лоб.
– Что ты несёшь, какой Лес? С моей тяжёлой формой я должен загнуться прямо на опушке!
– А ты и загибался. Тот «пластырь» – здесь его называют «слизень», какая-то форма местной жизни – не только рану заживил, но и от Эл-А тебя избавил, навсегда. И это вторая скверная новость, парень, потому как за МКАД тебе путь теперь заказан. Тоже навсегда. Подохнешь. Хотя, ты и тут подохнешь, а я вместе с тобой. Даже не подохнешь, хуже.
– Хуже?
– А это уже третья плохая новость.
Виктора несло. Умом он понимал, что не время и не место разыгрывать мелодрамы, но ничего не мог с собой поделать.