Суда, такого, как ожидал Егор, не было. Обошлось без Белых Пут, Зелёного Кубка и стоячих камней-менгиров. Не было даже вопросов: обвиняемых одного за другим вводили в круг из пяти друидов, и малое время спустя тот падал на землю и принимался кататься, выть и биться в судорогах, пуская пену изо рта. Трен вскидывал руки, выкаркивал фразу на незнакомом языке, и «подследственного» уводили – чаще под руки, иногда волоком. Эта процедура безусловно, вселяла оптимизм в тех, кто дожидался своей очереди. Некоторые пытались под шумок удрать – их ловили и возвращали свои же. «Мы знаем, сколько вас. – предупредил грачёвцев Трен. – И за каждого бежавшего отдадим Чёрному Выбросу двоих.»
К счастью, обошлось без крайностей. К Прорыву приговорили только двоих – Блудояра и Хорька. Трен заявил, что всем остальным грачёвцам назначается наказание в виде высылки из Леса. Ответ, последовавший на робкий вопрос «куда ж нас теперь?» потряс приговорённых до глубины души.
– Ладно, парень, хочешь молчать – молчи. – Виктор попытался подняться, но со стоном опустился на табурет. – Так и сдохнешь… немногословный.
– Ты не прав, Палыч. – осклабился Мессер. После свалки в подвале боец крепко зауважал нового союзника. – Так легко он не соскочит, падлой буду!
Он обернулся к Блудояру:
– Помнишь, сучара, как нас пугал: «затейник, мол, ваш Порченый?» Так те, в балахонах, небось, позатейливее будут!
– Оставь его, Мессер… – лениво сказал Чекист. Он чуть ли не облизывал вернувшийся к законному владельцу «Маузер»: оттягивал затвор, заглядывал в патронник, дул в ствол, кривился, разглядев свежий пороховой нагар.
– Хоть бы раз почистил, разгильдяй! Да за одно это тебя к стенке…
Узнав о приговоре – «все до единого грачёвцы, без различия пола и возраста, приговариваются к ссылке в Разрыв Щукинской Чересполосицы» – Егор не поверил своим ушам. Порывался бежать к Трену, разбираться, уговаривать, требовать милосердия. Бич с трудом удержал напарника от опрометчивых действий. Объяснил: не друиды, а сам Лес отрекается от изгнанников, лишает их своего покровительства. Жизнь тех, кто рискнёт пренебречь этим, неизбежно превратится в сущий ад, а потому – ссылка остаётся для них единственным приемлемым выходом.
Правда, Трен клялся, что условия жизни на
Тогда они пробыли в этой сюрреалистической преисподней не более получаса. А тут полсотни человек – и пожизненно?..
На сборы грачёвцам дали всего два часа. Скорбная процессия с лубяными коробами, ручными тележками, козами, медленно вытягивалась из парка. Босоногие мальчишки гнали коров, навьюченных гроздьями плетёных клеток, в которых квохтали куры. «Трижды по три дня вам сроку. – напутствовали ссыльных беспощадные судьи. – И запомните, не мы вам даём это время – Лес его вам даёт. Те, кто решать схитрить и остаться, или задержатся по любой другой причине, не уложившись в отведённый срок – позавидует мёртвым…»
– Не понимаю, почему поступить с ними их по-человечески? До железки рукой подать, вылезли бы возле Покровского-Стрешнева, а оттуда идти всего ничего, пару часов! Да один Лёха может за рейс увезти треть Грачёвки! Ну, хорошо, всех не хотят – пусть хоть женщин с детьми. Перемрут же по дороге!
Егерь безнадёжно покачал головой.
– Друиды люто ненавидят путейцев. Видел, как они косились на Кочегара и его парней? Я пробовал намекнуть – так Трена аж перекорёжило. Сами дойдут, говорит, если что – Лес поможет. А не поможет, значит, планида их такая.
– Ты сам-то не считаешь, что это перебор? Средневековье какое- то: ссылка, репрессии…
– Ну ты сказанул, Студент – репрессии… – егерь озадаченно почесал подбородок. – Я тебе так скажу: Лес даёт человеку шанс начать всё заново. Но если сюда как бы наполовину пришёл, или, ещё хуже, с полдороги назад повернул, ничего хорошего из этого не выйдет. Леса, конечно, на всех хватит – но только если ты целиком в него ушёл и снаружи ничего важного не оставил. А серединка на половинку – нет, так не получится. Лучше уж, сиди на ВДНХ или на Речвокзале, торгуй потихоньку, бабки зарабатывай. Ты заметил, что среди местного молодняка нет ни одного сильвана?
А ведь он прав, с удивлением понял Егор – ни единого тонкого, с зеленоватым оттенком, лица он среди грачёвцев не заметил.