– …залезают, значит, и свешивают на лианах гнёзда угольных шершней. Перегон стрёмный, многие его на скорости стараются проскочить – ну и въезжают с разгона.
– Угольные шершни? – поднял голову Бич. – Знаю эту дрянь, не лучше Чёрного Роя. От них одно спасение – огонь. Я всегда с собой пару фальшфейеров ношу – если что, можно отмахаться.
– Во-во! – подтвердил кочегар. – Наши так и делают: мотают заранее факела из тряпок, а когда припрёт, макают в ведро с отработкой и зажигают. А я решил проблему кардинально: баллоны с огнесмесью на тендер, брандспойт на крышу рубки. Как вдаришь струёй по кругу – и всё, нету угольных шершней, одни угольки!
Он заржал, довольный своим каламбуром. Егерь ткнул пальцем в сваленную возле тележки амуницию:
– А это что за косплей?
– Так защита же – и от ожогов помогает, и от шершней тоже!
«Косплей» состоял из самодельного, толстой кожи, плаща, длинных перчаток-краг, уродливой кожаной маски, закрывающей всё лицо, очков-консервов (Лёха назвал их «гогглы») и главного аксессуара: антикварного солдатского шлема времён Третьего Рейха.
Егор живо представил себе ущелье между стенами великанских дубов, по дну которого жуком ползёт игрушечный поезд. Вот Лёха-Кочегар, закопченный, в своей игрушечной броне, забирается на тендер, со скрипом разворачивает турель и дугой выпускает дымную огненную струю.
Егерь примерил каску и со вздохом вернул на тележку.
– Одно слово – пироманьяк! И как ты только догадался взять всё с собой эту шайтан-трубу? Сокольники-то в другой стороне…
– А чего тут гадать? Я, как узнал, что ты собираешься с зомби воевать, сразу подумал: нет, шалишь, без моего агрегата дело не выгорит! На Лихоборах как раз ремонтники отстаивались – ну я и объяснил им, что к чему. Ни один не отказался!
Бич кивнул.
– Я на что-то подобное и рассчитывал. Нас трое, дядя Вова, ваша бригада – это ж кого угодно можно порвать на тряпки!
Лёха-Кочегар согласно мотнул головой.
– Не думал, что вы так быстро подоспеете. Яська сказала: не меньше суток топать, а вы вон, как скоро…
– Собак благодари. – егерь показал на Стаю, устроившуюся в тени клёнов. – Встретили, дорогу показали, записку вам отнесли. Белка, и та быстрее не обернулась бы, клык на холодец!
– Оно конечно… – Лёха сплюнул на мраморные ступени. – Но тому бедолаге это уже не поможет. Всего-то минут на пять опоздали…
Егерь нахмурился.
– Да, скверная смерть. Между прочим – обычная казнь друидов. Я про такое не раз слышал, видеть только не приходилось А себя не вини, быстрее было не поспеть. Вы и так эту штуку бегом волокли.
– Десять пудов без малого! – подтвердил машинист. – Хорошо тележку с Лихоборов захватили – валялась возле ангара, сварочные баллоны возить…
Бич огляделся. Возле крыльца устроилась кучка «зеленушек». Беглые пациенты спецсанатория грелись на солнышке, беззаботно галдели, бродили по поляне, пытались заговаривать с грачёвцами те шарахались и спешили убраться прочь.
– Слушай, чтоб два раза не вставать… – егерь кивнул на «зеленушек». – Подкинешь наших найдёнышей в Лосинку?
Лёхиному возмущению не было предела.
– Я? Опять? К зеленозадым? Прости, друг, тебя в виду не имел…
– Ничего-ничего. – вежливо отозвался Умар, прекрасно всё слышавший. – Не стоит извиняться, уважаемый Лёха, я уже привык к вашей грубости и нетерпимости.
Кочегар подавился и выпучив глаза, уставился на сильвана. Тот ответил немигающим, бесстрастным взглядом.
– Что, съел?
Егерь похлопал путейца по спине. Тот закашлялся..
– Вот тебе урок: осторожнее с подрастающим поколением! А в Лосинку я тебя соваться не прошу: добросишь до эстакады на Ярославке, и довольно.
– До Ростокина! – отрезал Кочегар. – И только из уважения к тебе! Глаза б мои их не видели…
– До Ростокина, так до Ростокина! – легко согласился егерь. Оттуда дадим знать в Лосинку, пусть забирают, как хотят.
– Как хотят, значит? А тебе на них совсем плевать? Тоже глаза бы их не видели?
Егерь подскочил, словно его кольнули сзади шилом, и обернулся. Чего-чего, а презрительного или хотя бы снисходительного отношения к «зеленушкам» его подруга не спускала никому. Тем более – любовнику.
Егор едва сдержал улыбку. Трёх часов не прошло, как они встретились недалеко от заброшенной церквушки. Девушка была в окружении дюжины здоровенных псов. Увидев егеря, она с визгом повисла у него на шее: «Сереженька! Любимый! Пришёл!..» Тот в ответ что-то успокоительно шептал ей на ушко и гладил по спине, вздрагивающей от рыданий.
– А мы тут как раз о тебе!.. – преувеличенно-радостно заговорил Бич. – Это ж кому рассказать, не поверят: и сбежала, и с нами сумела связаться, и даже Стаю на помощь привела!..
Девушка независимо вздёрнула острый подбородок.
– Лесть вам не поможет, обвиняемый! Ступайте лучше в лазарет. Палыч, который Виктор, хочет вам что-то сказать. Уверяет – важно…
Лазарет наскоро оборудовали в одной из комнат особняка. Туда отправили всех раненых – «партизан», «зеленушек», пострадавших во время скоротечного боя грачёвцев. Туда же поместили и Лискиных спутников – далеко не в самом лучшем состоянии.
– Виктор? Яськин отец, который Порченого скрутил? А он разве не?…