– Фы, дяфя, нафёл вфемя сфеяфся! – Мессер затравленно озирался, то и дело сплёвывая кровавой слюной. – Фого и гляфи, лоф зелёфкой намафут, а он фуда фе..
– Лоб зелёнкой нам, считай, уже намазали. – отозвался Виктор.
– А что смеюсь – так анекдот вспомнил. Старый, ещё советский. Рассказать?
– А чё, валяй… – лениво отозвался Чекист. Бредовость ситуации его уже не напрягала. Перегорел.
– Прислали в леспромхоз новую японскую бензопилу. Ну, мужики покумекали, завели – и попробовали распилить полено. «Вж-ж-ж!» – сказала японская бензопила. «У-у-у, мля…» – удивились русские мужики и принесли бревно. «Вж-ж-ж! – сказала японская бензопила. «У-у-у, мля…» – почесали затылки русские мужики и подсунули под цепь лом. «Хрясь!» – сказала бензопила. «А-а-а, мля!» обрадовались русские мужики.
– Хы-ы-ы – кх-кх!.. – закашлялся Мессер. – Чисфа пфо фебя, фля фуду!
Командир через силу выдавил смешок. Остальным и вовсе было не до веселья: бойцы сидели, привалившись друг к другу, с руками, стянутыми за спиной. Неугомонный Мессер попробовал, было, зубами распустить узел на запястьях соседа, но не преуспел, получил прикладом между лопаток от бдительного охранника. И ещё раз, но уже в зубы – стоило только завести надоевшее «я тя, сучару, запомнил, вот погоди, выйду…»
Никуда они отсюда не выйдут, это было ясно. Мессер же добился только того, что лишился пяти или шести передних зубов и теперь шепелявил под издевательские смешки вертухаев.
Другим досталось ничуть не меньше. Мехводу распороло щёку звено, отлетевшее от лопнувшей цепи бензопилы, под которую чернобожец подставил стальной пожарный багор. Чекист получил в плечо две картечины, но всё же сумел, прижав приклад к животу, разрядить оба ствола трофейного ружья в грудь «грибному» зомби. Потом – кое-как отмахивался прикладом, но был сбит с ног и старательно обработан сапогами подоспевших грачёвцев. Рядом упоённо топтали Ботаника. Рана на груди, заживлённая было слизнем, открылась, и теперь парень кашлял кровью, не в силах подняться на ноги. Но это и не понадобилось – пленников свалили, как дрова, возле выщербленной, заросшей диким виноградом, статуи льва, украшавшей парадное крыльцо усадьбы. Напоследок им отвесили несколько пинков, но уже без прежнего энтузиазма: «полежите тут, паскуды, отдохните, скоро вами займутся…»
Под боком у Виктора болезненно застонало.
– Ты как, жив, парень?
Грачёвец-уборщик. Тот, кому они обязаны своей недолгой свободой. Всё ещё в тяжком забытье; вместо лица – ломоть сырого мяса, сломанная рука вывернута под неестественным углом, но всё равно запястья перетянута шнуром, так что кисти почернели.
«…т-твари! А мы ведь даже не знаем, как его зовут…»
С «ренегатом» хотели расправиться сразу. Сначала били – долго, жестоко, сапогами и прикладами. Потом грачёвский староста Семён Васильич скомандовал принести верёвку – «на сук его, иуду, и повыше, повыше! Чтобы все видели, как своих, односельчан всяким приблудным б. дям сдавать»!» – но татуированный приказание отменил. И ухмыльнулся, нехорошо, многообещающе: «Радуешься, голуба, что от петли избавился? Так это ты зря, ещё молить будешь, чтобы тебя вздёрнули. Хозяин до этого дела бо-о-ольшой затейник, а тебе он персональную забаву организует, особую!»
– А гфе Хофёк? На минуфку до нефо фофянуфься – кафык выфву…
– Уймись, боец, не позорься. – попросил командир. Тихо попросил, едва слышно. Но истерящий Мессер умолк, будто язык прикусил. – Чего уж, после драки…
– Хорёк-то? – подал голос Мехвод. – Жив, падла, что ему сделается? Кстати, а он точно не хохол? Когда меня сюда волокли – видел, как он на крыльце перед этим, в татуировках, лебезил, чуть не сапоги облизывал! Чисто селюк какому-нибудь гауляйтеру…
Отец Мехвода, шахтёр из Горловки, успевший в своё время повоевать на Донбассе, внушил сыну вполне определённые взгляды задолго до того, как тот попал в Лес. Правда, здесь о подобных вещах вспоминали редко – не принято, да и незачем.
– Гофовил же Обфез! – плаксиво взвыл Мессер. – Префупрефдал вефь – пфедаст, петушафа…
Чекист угрюмо молчал. Возразить было нечего – яцеково «п- партизанский отряд без п-предателя – гроши на ветер…» накрепко впечаталось в память каждого из «партизан». Хотя, если подумать – что это предательство изменило? Так и так их одолели бы: первый успех, когда Палычу удалось завалить грибного зомби, мало что решил. Наверху, в холле, на «мятежников» навалились со всех сторон, избили, повязали. Разве что, выиграли время – судя по тому, что девчонки здесь нет, она таки ухитрилась сбежать.
«…вопрос – далеко ли? В любом случае, им это уже не поможет. Даже если она сумеет вызвать почтовую белку, никакая подмога не поспеет…
…или чудеса всё-таки случаются? Да брось, ты уже большой мальчик…»
Твёрдый рант башмака болезненно ткнулся в бедро. Командир «партизан» не торопясь – куда теперь торопиться? – поднял голову.
– Ну чё, расслабились, терпилы? – татуированный привычно- мерзко ухмылялся. – Пора, представление начинается. И у вас, придурков, лучшие места – ничего не пропустите, даже и не надейтесь!