Клыки Доброй Матери

— Ладно, Хепури, ладно! Что мне остаётся? Едем дальше. И всё же это моя сестра его нашла!

— По-твоему, она долго пробыла в руинах? Пришла перед нами. Считай, мы увидели его в одно и то же время.

— Она говорила, нашла его раньше. Она и правда порой уходила, куда — никто не знает.

— Уходила! Сюда уходила, что ли? Что, её торговцы возили, или как добиралась? И если она пропадала по нескольку дней, отчего вы её не спрашивали, где была? Врёшь!

— Она не уходила надолго. Значит, не дальше ущелья…

Голоса на мгновение смолкли.

— Хочешь сказать, он пришёл с ней сюда?

Я почувствовал, как мужчины оглянулись.

— Свяжем его!

— Надо связать.

Они тяжело дышали, обматывая мои руки и тело, натягивая верёвки, и глядели со страхом, который пытались скрыть. Я сидел спокойно. Я разорвал бы эти путы, стоило захотеть.

У юноши были глаза, как у Нуру, такие же синие, но только если не смотреть глубже. Я жил достаточно, чтобы уметь отличить чистые камни от тех, что с изъяном.

Младшие дети Великого Гончара жили мало и торопливо, они были жадны и неразумны, — это верно. Но они умели и радоваться миру, тем небольшим и простым вещам, о ценности которых мой народ стал забывать, живя так много времён, и потому мы тянулись к младшим детям, за это их любили. Рассвет, цветочный ветер, синий гончарный круг, отражённый в ведре воды — это дарила мне Нуру, и это она умела видеть. Камни её глаз были чисты. Брат её был не таков: он видел лишь то, что имело цену.

— Зря не расспросили её, — сказал он. — Светлоликий Фарух не смог разбудить тех двоих, что хранятся в Доме Песка и Золота. Его отец положил на это всю жизнь, говорят, и дед тоже. За эту тайну нам заплатили бы больше, чем за каменного человека!

— Куда она денется? — равнодушно ответил торговец. — Буду в Таоне, зайду, спрошу. Да она не знает! Помнишь, как она молила его о помощи, а он и не двинулся.

Нуру молила о помощи, а я не двинулся.

Я уже причинил ей зло и был готов отнять её жизнь — она сама о том просила! — нет, нет, ей лучше с людьми. Она не умрёт от голода и жажды, о ней позаботятся. Она не станет женой Хепури и проживёт хорошую жизнь. Я придумаю, какую, и сам в это поверю.

Я спал так долго. Я не успел решить, стоит ли вмешаться, и всё ещё не решил. Лишь одно знал наверняка: мне нужно туда, в Дом Песка и Золота, где живут двое из моего народа. Я спрошу их, что случилось с этими землями, что случилось с нами. Пусть меня везут.

Телега ползла, поскрипывая, и двое сменялись: один ехал на быке, другой шёл пешком, а я сидел под навесом, укрытый от любопытных глаз, обращённый лицом и мыслями к Наккиве. Она уже не была видна. Её не стало, её больше никогда не будет.

На дороге встречались путники, кое-кто знал и Хепури. Его окликали, спрашивали, отыскал ли жену — кто сочувственно, кто с насмешкой. Видно, слухи уже пошли. Хепури лишь отвечал, что тот, кто распускает сплетни, однажды споткнётся о свой язык и разобьёт голову.

Двое спрятали телегу в стороне от ущелья, за холмами, и Ндани ушёл, с трудом разбирая дорогу в темноте, а Хепури остался. Он сел рядом со мной, зевая и борясь со сном.

Устало вздыхал бык, опустив голову, и птицы на его рогах возились сонно. Слышалось мягкое трепетание их перьев да порою тонкий писк, и ящерицы отвечали посвистыванием, с лёгким шорохом вытекая из нор. Дыхание Великого Гончара летело над землёй, неся покой и прохладу, и лишь едва тревожило пески.

— Что этот мальчишка возится! — проворчал Хепури, почёсывая спину, и проверил, не ослабли ли верёвки на моих руках.

Уже разжигалась печь и небо желтело у края, когда вдалеке раздалось мычание, и наш бык, вскинув тяжёлую голову, ответил коротким рёвом. Захлопали крыльями, закричали потревоженные птицы. То люди Хепури шли с большой повозкой, искали его и нашли.

Они обступили меня, дивясь, трогали несмело, поглаживали и похлопывали, но ни в ком я не видел почтения, лишь алчные улыбки да в глазах отблеск золота, что им обещано.

— Что ж он связан? — смеялись они. — Пытался сбежать?

— Может, ещё попытается, — ответил Хепури сердито. — Гоготать будете, когда получим награду и уйдём из Сердца Земель. Надеюсь, вы не болтали, и по нашим следам не пустятся охотники за золотом!

— Мы ума лишились, по-твоему? Никто не знает, кроме братьев твоей жены, а уж они будут молчать, или придётся им выложить, что продали сестричку! Этот вот только…

Они отошли. Торговец задышал тяжело и воскликнул:

— Зачем вы приволокли сюда этого сосунка?

— Так братьев подслушал. Их мать ушла к Великому Гончару этой ночью, как ей принесли весточку, что дочь умерла. Ндани сказал, чтоб мы завезли его подальше, да и…

Человек свистнул.

— А то растреплет, больно уж зол, и, видишь, самая дурная порода: золотом не купить. Только мы, Хепури, нанимались на всякое, но не на эти дела. Нужно будет, прикроем друг другу спины в честном бою, но в том, чтоб убивать связанных мальчишек, чести нет. Это ты уж сам.

— Так мы не будем убивать, — решил Хепури. — Оставим его в стороне от дорог, и пусть Великий Гончар решит, забирать его или нет.

— Так он выйдет куда-нибудь.

— Связанный?

— А-а, связанный…