Княгиня Ольга

— Я больше историк, чем жрец. Поэтому я тебя предостерегаю против христианства. Я знаю, что ты его приняла, но не смущай народ. Это принесет ему только вред. Когда еще римские императоры преследовали христиан, то христиане уверяли всех: если бы чтили единого Бога, то не было бы в империи никаких раздоров, прекратились бы войны и перевороты, потому что люди были бы связаны любовью к Богу и друг к другу, жили бы как братья, довольствовались бы малым, не было бы разбоев, воровства и убийств. Начался бы золотой век! И что же? Великий Константин принял христианство, но войны не кончились, а между людьми не воцарилась любовь. Ваш святой Августин написал сочинение о взятии Аларихом Рима — «Государство Божие», он уверяет, что язычники страшнее христиан и в Троянскую войну убивали более жестоко, чем теперь. Аларих не грабил церкви и пощадил людей, там укрывшихся. А в Трое? Царь Приам был убит у алтаря, и в храмах держали пленных.

Конечно, у христиан есть чем привлечь — они обещают вечную жизнь, но какую скучную делают жизнь из нашей земной, повседневной, лишают ее радостей, запрещают бои гладиаторов, бег колесниц, поэтому даже христиане становятся язычниками, чтобы вкусить наслаждений этого мира!

— Скажи, княгиня, зачем жить нам на земле, если не радоваться жизни? — и Порсенна прикусил губу. Ольга знала, что это означало у него признак сильного волнения, но вдруг подумала, что ничего не знает об этом человеке, не знает, кого он любил до них, пока не попал сюда, почему не обзавелся семьей. И были ли у него когда‑нибудь дети?

Ольга с волнением смотрела на старика, не в силах вымолвить ни слова. И Порсенна тихо прошептал: «Мою жену и двух дочерей еще в Италии захватили и увезли пираты, и с той поры я только вспоминаю о них!..»

Слезы выкатились из его глаз и исчезли в морщинах.

Ольга была взволнована, ей хотелось утешить Порсенну, сказать ласковое и утешающее слово. Она чувствовала, что и сама вот–вот расплачется.

Порсенна быстро овладел собой:

— Прости, княгиня… Я очень расстроен, что увидел такое зрелище в Киеве… Мне стало страшно, признаюсь тебе, внезапное видение всех поверженных богов вдруг пронзило душу нестерпимой болью. Я увидел, что и Киев может погибнуть… как Рим.

Внезапно па этих словах луч солнца упал на стол и отразился сиянием, будто огонь вспыхнул, на лезвии ножа.

— Вот видишь, Порсенна, — сказала Ольга ласково, — все будет хорошо. И боги, — она запнулась, — и Бог не допустит этого…

Порсенна улыбнулся:

— Наконец, княгиня, я понял, что такое Царь–Солнце бедного императора Юлиана, который решил вернуть людям язычество, отвратив их от христианства, в котором его воспитали. Мне всегда казалось смешным: Царь–Солнце — как главный бог, а вот смотри — и нам с тобой вдруг этот Царь показался… и утешил.

Он повертел в руке стальной нож и положил его обратно на столешницу: нож как нож, а какое было сияние…

— Юлиан был не, просто императором, он был философом, писал трактаты, и когда раненного в бою его принесли в его шатер, он сказал своим придворным: «Неприлично оплакивать государя, готовящегося отойти на небо». И умер, княгиня, как видишь, христианином. Хотя все храмы отдал язычникам и восстановил алтари для жертвоприношений. И думал, что отходит в жилище языческих богов. Бедный Юлиан! Он понял, в чем сила христиан — в том, что они заботятся о бедных, больных и несчастных! А этого не делали языческие жрецы. Он отверг все развлечения, зрелища, хотя был молодым человеком. Юлиан был веротерпимым и никогда не подвергал галилеян, как он называл христиан, гонениям. Он говорил, что убеждать и научать людей надо рассуждением, а не ударами, оскорблениями и наказаниями, не делать зла секте галилеян и не позволять себе по отношению к ним никакого насилия, надо скорее сожалеть, чем ненавидеть людей, имеющих несчастие заблуждаться в столь важных вещах. Но этот мир, княгиня, так подло устроен, что тот, кто не берет силой, тот чаще всего проигрывает. Проиграл и Юлиан. Он хотел, чтобы люди в спорах убедились в преимуществе язычества, за которое были все философы и сочинители древности. А народу эти химеры не нужны. Они поверили в единого Бога, который обещает им загробное блаженство, а здесь — полное равенство смерда и князя. Я слышал, что у тебя тоже тут поп Алешка хотел спор устроить, чья вера лучше, да его согнали. Предупреждаю тебя, княгиня: не допускай этого!

Ольга не любила, когда ее поучали, и не позволяла этого никому. Но она давно поняла, что лучше всего дать старику выговориться.