Княгиня Ольга

Но главный воевода не торопился с ответом. Даже Асмуду, близкому человеку, он не мог сказать того, чего желал добиться. Одно дело — осудить княгиню Ольгу за отступничество от веры предков, попытаться образумить ее и вернуть под крыло Перуна. И совсем другое дело — избавить ее от тягот правления державой. А уж если быть правдивым, то втайне Свенельд вынашивал желание встать самому правителем великой Руси при малолетнем князе. Но для этого, как считал Свенельд, нужен другой расклад сил. А то ведь все для него может кончиться потерей живота. Асмуд ждал ответа, покашливал. И изворотливый ум Свенельда нашел ответ. И был он прост, как льдина на плаву. И в то же время скрытен: поди разгляди, что у той льдинки под водой, а там немалая толща скрывается.

— А ничего. Вот приехал в Вышгород, буду ждать Богомила, мечами звенеть с молодым князем да на зайцев ходить. Еще князя будем с тобой учить, чем сильны в военной справе.

Асмуд одобрительно покивал головой, согласился:

— Иного и я не вижу. Да помни: словом не вольничай с князем. Он хотя и отрок, но цепок матушкиным умом. Зорко видит лесть и лицемерие. Норовом крут, поднимается и силу свою осознает. Да и что говорить, великий князь в нем уже высветился.

— Верю, воеводушка — кормилец. Токмо при нашем старании слепим из молодого норовистого скакуна и для себя что-нибудь полезное. Ты да я, мы тоже — сила.

Ночь давно покатилась к рассвету, а два воеводы сидели в теплой кухне и вели тихую беседу, — коей и конца не виднелось. Да все пытались угадать, удастся ли Богомилу исполнить волю старейшин и покарать назарея Григория.

— Отдаст ли княгиня сего утешителя Богомилу? Как бы не обожгла она жреца, — выразил сомнение Асмуд.

— Возьмет силой. Богомил на то способен. К тому же с ним Сфагел, воин беспощадный, а за спиной у них пятьдесят воинов.

— Оно так. Да пойдут ли они против княгини?

— Знамо, не пойдут, но ее воинов разметают. Богомил больше нас с тобой ведает и видит, чем грозит державе отступничество Ольги. Он знает, что она уйдет не одна. Восемнадцать боярынь при ней стоят, восемнадцать бояр по каморам в теремах княжеских сидят. Не поведет ли она их всех за собой? Им ой как трудно расстаться с теплыми-то княжескими палатами. А за теми боярами и боярынями их дети, зятья, невестки, тещи, свекрови стоят. Вон они куда корни-то тянутся, под весь Киев. А там еще челядь, дворня, смерды, приписанные к княгине и боярам, — прорва, тьма. Сей камнепад Богомил зрит. И потому решится на крайности, лишь бы не остаться единственным язычником на всей Руси. Он и Ольгу заставит отступиться от Григория. Верю в то!

Но пока Свенельд мог только опереться на свою веру, на свое желание и видел ход берестовских событий так, как ему хотелось их узреть. Наконец затянувшаяся беседа завершилась. Асмуд и Свенельд ушли спать. Да сон их оказался коротким.

Юный князь Святослав просыпался в любое время года очень рано. Даже в зимнюю пору вставал еще при звездах. И едва он покидал теплую постель, как все в княжеском тереме приходило в движение, потому как было правило: князь проснулся, встал — и всем быть на ногах. В любой мороз, в метель, в иную непогоду князь бежал на двор и там, скинув исподнюю рубаху, купался в снегу, растирал грудь и спину докрасна, бегал, прыгал, с мечом кружил, дворовую челядь пугая, и румянолицый, возбужденный, возвращался в терем, шел в трапезную. Там его ждал прямо-таки скупой завтрак: блюдо горячей полбы, холодное мясо, сухие лепешки, кубок сыты. Иногда все это разнообразилось немного, на стол подавали зайчатину или птицу. Но сам князь к переменам блюд относился неодобрительно. Он питался как воин в походе — не больше. И никакие уговоры, примеры не помогали придворным изменить принятый князем образ жизни. Он поднимался истинным воином. И все отроки, кои стояли при нем, не знали иной жизни, иной пищи, иного поведения, нежели князь. А кто позволял себе лишнее или пытался избавить себя от тягот воинского быта, тот изгонялся из княжеского окружения.

— Уезжай в Киев, живи при кормилице, — говорил Святослав нарушившему принятый порядок. Потому при нем оставались мужественные, стойкие отроки, не требовательные к пище и быту будущие воины.

После утренней трапезы вся княжеская молодая орава бежала на конюшню. Святослав холил — лелеял своего боевого коня. И все отроки старались не отстать в прилежности от князя. Шерсть на его гнедом жеребце Быстром лоснилась, переливалась и сверкала под лучами зимнего солнца. Конь был некрупного сложения, сухощавый, горячий, но послушный, потому как знал властный норов своего хозяина.

В рубленых конюшнях, где стояли кони Святославовой дружины, было чисто, тепло. Упряжь, седла — все лежало на раз отведенных местах.