Княгиня Ольга и дары Золотого царства

Молодые же пока маялись бездельем, хотя воевода и старался занимать их упражнениями и разными работами, как мог.

– Матушка, так что князь на это лето решил? – то и дело спрашивали Эльгу отроки и их старшины. – Куда пойдем-то?

И довольно скоро, еще до Ярилы Сильного, княжьи замыслы прояснились.

Святослав сам приехал в Вышгород. Людей привел немного: только Икмошину ватагу.

– Ну, что там, в Киеве? – первым делом спросила Эльга, едва обняв сына. – Прияна как?

Святослав явился все в той же рубахе швами наружу: иной «печальной сряды» он не признавал. Но вывернул он рубаху после смерти младенца, и Эльга боялась, не появился ли у него новый повод для «печали».

– Все утихли. Говорят, ты идола своего назад к грекам отправила, – усмехнулся Святослав, но вид у него по-прежнему был мрачный. – Это, я думаю, Свенельдич постарался.

– Жена-то как?

– Лихорадит ее. Не сильно, но так… поколачивает. Честонегова боярыня ее чем-то поит. Ест как младенец: молочка, творожка… Я ей говорю, Ярик больше тебя съедает!

– А дитя как?

– Дитя хорошо! – Лицо Святослава впервые прояснилось.

– Кто за ним смотрит? Может, я бы взяла его пока…

– Нет, Прияна не отдаст. Дивуша смотрит.

Эльга кивнула, успокоенная: Дивуша, жена Асмунда, привыкла глядеть за хозяйством молодого князя и вновь явилась на службу, когда настоящая хозяйка слегла.

– Я могу уже вернуться? Если стихло все.

– Да я думаю, можешь… – протянул Святослав, будто не придавал этому большого значения. Сев на лавку, он зажал ладони меж колен. – Ты мне вот что скажи…

– Что? – с тревогой спросила Эльга.

– Есть чего-то, чего я не знаю? – Святослав поднял голову и пристально посмотрел на нее. – О чем с греками толковали, мне мужики рассказали. – Под мужиками он разумел Мистину, Алдана, Одульва и прочих послов, спутников Эльги. – Но ты говорила с царем наедине, потом с царицей. Что они на самом деле хотят от нас? Почему вы с чем уехали, с тем и вернулись… только и прибытка, что бобров и соболей на твоего идола каменного выменяли?

Эльга сложила руки и глубоко вздохнула, раздумывая, с чего начать.

Вскоре после ее беседы с василиссой Еленой в палатион Маманта явились два посланца от логофета дрома: Родион и Порфирий. Оба носили звания спафариев, и Эльга, зная, что сан этот не из больших, сама к ним не вышла, а велела беседовать Мистине, Алдану и кое-кому из послов. Подчиненные Артемия доложили, что синклит, обдумав и обсудив высказанные архонтиссой Росии пожелания, поручил им передать ей следующее предложение. Василевс и синклит повелят своим посланцам сопровождать людей архонтиссы для переговоров с западными печенегами и окажут помощь в заключении союзного договора, по которому степняки поклянутся не нападать на русских купцов и не тревожить подчиненные киевскому князю земли на то время, что его воины проведут на службе у василевса.

– Кто будет давать нам залоги исполнения этого договора? – спросил Мистина.

– Вы получите заложников от печенегов. И те останутся у вас на все время, пока ваши воины не вернутся в Росию.

– Мы передадим предложения синклита архонтиссе. Возвращайтесь за ответом через день.

Вечером на «верхней крыше» собрался собственный «сиклит» Эльги, состоящий из ее родичей и послов прочих князей. Днем по-прежнему давила жара, не позволявшая покидать мраморную тень палатиона, однако к вечеру теперь наступало облегчение, с моря веяло прохладой.

– А у нас уже снопы возят… – вздыхали послы.

– Первый желтый лист полетел… Глядишь, умиляешься: будто березки плачут, с теплом прощаясь.

– Журавли летят, курлычут…

– И гуси клиньями – смотришь и мнится, будто сими клиньями и тебе боги путь кажут в дальние края…

– Эк без леса-то жить тоскливо! – воскликнул Зорислав, посол князя Видяты из Шелонь-городца. – Тут одни скалы, да кусты, да пустыри – тьфу! Не деревья, а срам один. Верите, всяку ночь мне бор сосновый снится…

По лицам послов было видно: они не только верят, но и сами скучают по родным лесам, даже если и не все осознают это.

– Грибы пошли… – вздохнул Лютегость плесковский.

– Лютеша, кончай грибы собирать и послушай, что я тут говорю, – призвал к вниманию хмурый Мистина. – Мы уже в дальних краях, дальше всяких журавлей, и приехали сюда не варежки разевать, а дело делать. Нам предлагают заключать союз не с греками, а с печенегами. А греки обещают всего лишь поспособствовать. Но если печенеги дадут нам заложников, а потом обманут и нападут, то грекам будет горя мало. Их дело – сторона.

– А главное, выйдет, что мы, русь, – ровня с печенегами, – добавила Эльга. – С кочевниками, кого василевс своими духовными детьми не зовет, поскольку среди них христиан не водится. Он нас не просто ниже себя ставит – а равняет с теми, кто ниже нас.

– Но у Ингоря ведь был уговор с печенегами насчет прохождения через пороги, – напомнил Претибор черниговский, – и у Святослава есть.

– То мы заключали ради своей пользы, – возразил Одульв. – А то будет ради греческой.

– Воины нужны грекам, – Эльга кивнула сыну старого посла и воеводы Ивора, – а чтобы мы их дали, своих заложников должны прислать печенеги.