– Не пропадет. Господь увидит. Он зачтет.
– Сперва хоть одного хворого исцели молитвой, как Фекла, тогда поговорим.
Той же ночью Святослав с ближними отроками отвезли Эльгу с Горяной, Прибыславу и Володею с челядью в Вышгород. Ута осталась при муже и семье, другие спутницы княгини тоже: принадлежа к воеводским родам, они могли не беспокоиться о своей безопасности.
К утру добрались до места. Город Вышгород был еще Олегом Вещим заложен на расстоянии одного пешего дневного перехода вверх по Днепру; на лодье с гребцами добирались быстрее. Укрепленный городец Вещий устроил как место зимнего проживания войска, которое летом ходило в походы. После Вещего князья селили здесь половину «большой дружины» – поскольку держать в самом Киеве восемь сотен человек бывало затруднительно, – которая к тому же охраняла переправу торговых путей. Детинец стоял на высоком берегу Днепра, с широким видом на реку и на плоский левый берег. По внутреннему кругу вдоль вала с частоколом выстроились большие дружинные дома, каждый на полсотни человек. Отдельно стояли баня, поварня, оружейня; клети для припасов помещались под боевым ходом, а кузницы стояли вне городца, чтоб не наделали пожара.
На здешнем княжьем дворе жил воевода Соломир Дивиславич. Вместе с сестрами выращенный Утой, он забеспокоился о семье приемных родителей, хотя давно имел свою. В большой избе, предназначенной для княжеских наездов, никто не жил, а Соломка, ездивший с Эльгой в Царьград, после долгого отсутствия имел своих дел по горло. Поэтому первые дни Эльга занималась обустройством дома, беспокоясь в душе, сколь долго им придется здесь прожить.
Назавтра же уехала Володея со своим послом и отроками – ее путь в Чернигов лежал вверх по Днепру. Очень звала Эльгу с собой – хотя бы погостить, – но та не хотела в такое время уезжать далеко от Киева. Еще через день собралась к себе в Смолянскую землю и Прибыслава. Она очень тревожилась: как там в Киеве Прияна, ее родственница по мужу и залог дружбы между смолянами и киевскими русами. Все знали, что за неудачными родами часто следует лихорадка, которая вполне может свести роженицу в могилу. Умри сейчас Прияна – это имело бы важные последствия и для Прибыславы, не только как для родственницы, но и как для княгини смолянской.
– Вы того… Макошь… То есть Феотоке Парфэне да сохранит Приянку, дай ей Господь здоровья, но если вдруг что… – говорила она. – У Ведомы, ее сестры, старшей дочке уже девять лет должно быть – года через три-четыре будет у нас еще для вас невеста.
– Не будем пока об этом, – Эльге не хотелось больше думать о невестах для сына. Пусть ей не видать в семье Зою или сестру ее Феофано, однако при мысли о маленькой девочке из Свинческа, призванной заменить царевну, тянуло на горький смех. – Свирьковна оправится, она молода, духом и телом крепка. Ты ведь помнишь: ее уже хоронили. А кого до времени хоронят, тот два века живет.
Прибыслава в ответ многозначительно опускала углы рта. Она скорее склонялась к мысли, что в этот раз Кощей намерен забрать жертву, однажды от него ускользнувшую.
Но вот уехали обе княгини. Не считая Соломира и его семьи, при Эльге остались лишь Браня и Горяна. Если бы не дела, совсем опустились бы руки от тоски: она и не помнила, когда в последний раз чувствовала себя такой одинокой. Наверное, в то последнее лето, когда жив был Ингвар: тогда судьба разлучила ее и с мужем, и с Утой, и с Мистиной. Святослав жил на Волхове, а Браня была еще младенцем. В то лето Эльга скучала, жаждала, чтобы хоть кто-то из близких вернулся к ней поскорее. Еще не зная, что Ингвара ей суждено увидеть лишь мельком перед разлукой навек.
Пытаясь развеяться, Эльга водила своих двух питомиц гулять по лугам над Днепром. Вечерами девушки из ближних весей собирались на опушке березовой рощи, водили круги и пели песни в ожидании близких уже празднеств Ярилы. Даже до княжьего двора долетали эти голоса. Браня расхаживала перед крыльцом в кружочке из трех Соломировых дочек, совсем еще крошек, и распевала, помахивая березовой веткой:
– Во клугу стоят, – послушно повторяли шепелявые «красные девушки», кому еще много лет оставалось до участия в настоящем ярильском хороводе.
Вышгородские отроки тосковали и вздыхали. Давным-давно между князьями и местными старейшинами положили твердый ряд: отроки на игрища не ходят, с парнями не дерутся и девок не портят. Вот если кто выслужится и разбогатеет настолько, что надумает жениться, тогда милости просим, сватайтесь, мы вам дадим невесту, какую сами выберем. Многие так и делали, и за три-четыре поколения их дворы образовали вокруг детинца несколько улиц. Разбогатевшие оружники частью ходили в воеводах, частью подались в купцы и развозили по Руси товары, доставленные княжьими людьми из греков.