Княгиня Ольга и дары Золотого царства

Но Мистина молчал, будто забыл, зачем пришел, а лишь смотрел на пряди светло-русых волос, струящиеся из-под убруса до самого ее пояса. Может, к тридцати семи годам Эльга потеряла два-три зуба, возле глаз появились тонкие морщинки, будто лучики смарагдовых светил, но косы остались те же, что и двадцать лет назад. Стараясь отдышаться после скачки, он безотчетно стал расстегивать золоченые пуговки на своем полураспашном кафтане из белой шерсти с рыжевато-золотистым шелком на груди. Ему как будто было душно и жарко, хотя в избе, где печь протопили утром, сейчас уже стало прохладно.

– Что ты застыл? – окликнула его княгиня. – Примчался, будто орда угорская, напугал всех… и замолк! Воды хочешь?

– Вспомнил вдруг… Когда я в первый раз приехал к вам в… Как ваша усадьба называлась, возле брода? Вы там русалками ходили.

– Варягино. Помню, мы чуть не утопили тебя? – Эльга усмехнулась воспоминанию.

– У тебя и тогда были такие волосы… – Мистина стиснул зубы, ибо перед мысленным взором явственно встали не только волосы, но и облепленный влажной рубашкой стройный стан самой красивой девушки среди «русалок у брода».

– И в тот же день мы узнали, что мой отец погиб, – Эльга вздохнула. – Так ты чего примчался?

– Ты собралась замуж! – Опомнившись, Мистина упер руки в бедра и обвиняюще воззрился на нее. Сейчас перед ним стояла не юная русалка, а княгиня русская, от которой зависела судьба всей державы. – За ум возьмись! Этот старый пень из Царьграда тебе не годится. Он не продержится еще пятнадцать лет, пока Яр подрастет. И пяти лет не продержится. Мой отец был куда крепче, но и он умер в тех же годах.

– Что за старый пень из Царьграда? – Эльга смотрела на него, ничего не понимая. – Костинтин? Он собрался помирать, а я и не знаю?

– Какой, к йотунам, Костинтин? Я про этого седого, что все к тебе клинья бил! Про Торгейра, который там звал себя Саввой!

– При чем он здесь?

– И какой из него муж? – с негодованием продолжал Мистина. – Он там все подмигивал тебе своим подслеповатым глазом, но дойди до дела – вышел бы один срам! Если уж тебе понадобился муж… – он едва не задыхался, – так можно найти и поближе!

– Это… Горяна сказала? – обронила Эльга чуть погодя.

Понадобился муж… Она вспоминала последние дни и пыталась сообразить, чем вызвано это вторжение.

– Любой другой, кого я могла бы выбрать здесь, попытался бы оттеснить Олегов род от киевского стола, – сказала она, будто и правда взвешивая преимущества этого выбора. И, удивительное дело, эти самые преимущества вдруг выстроились перед ней, будто царские стражи-вестиариты в сияющих позолотой шлемах. С Саввой ей было легко, а вот со всеми здешними – трудно. – А Савва Торгейр здесь совсем чужой. Он прекрасный вождь, на случай если нам придется воевать. Очень опытный, разумный и смелый.

– Смелым ты его зовешь, потому что он не испугался во главе своей дружины выйти из-за стен навстречу женщине? – язвительно ответил Мистина. – Но какого он рода? Ты хоть что-нибудь знаешь об этом?

Эльга покачала головой. Она пыталась спрашивать Савву о родне, однако он только шутил, уходя от ответа, и называл своей родиной крестильную купель церкви Святого Ильи в Мега Палатионе.

– Ну, и представь, как ты опозоришь наш род, если окажется, что он какой-нибудь… вольноотпущенник с хутора!

– Греки никогда не смотрят, какого рода их новый василевс! – из чувства противоречия отбила Эльга. – Раз нет власти не от Бога, значит, Бог и дает ее тому, кто ему угоден, а Божья воля куда важнее происхождения. Старый царь Роман, тесть Костинтина, вышел из простых оратаев.

– Ну и пусть греки жарят в зад своих царей чумазых! А у нас здесь не так! Наши вожди – потомки наших богов, кровь Одина дает им силу и удачу. Русь держится на удаче Вещего, и если ты подпустишь к его престолу невесть кого, мы можем навек ее лишиться! У Торгейра небось есть свои сыновья?

– У него нет детей, то есть он всех их пережил. – Об этом и своей покойной жене-гречанке Савва как-то упоминал. – И новые уже едва ли появятся. А значит, после него не останется других наследников – соперников Ярке.

Мистина подошел к ней вплотную, сбросил с ее головы расправленный убрус и запустил пальцы в волосы по обе стороны лица. Эльга широко раскрыла глаза от удивления перед такой дерзостью – если не сказать наглостью, – но не пошевелилась. Мистина держал ее так крепко, что она и не могла двинуться. Ее вдруг охватил цепенящий трепет перед его решимостью и силой, о которой она так хорошо знала, но которую почти никогда не испытывала на себе.