Княгиня Ольга и дары Золотого царства

А может, разум ей туманили эти болезненные, мучительные и притом томительно-приятные ощущения в теле, вызванные прикосновениями и поцелуем Мистины, его таким знакомым запахом, касанием бороды к коже… Казалось, застарелый темный лед в ее жилах трескается, сквозь боль выпуская наружу первые проблески огня. Пробирала дрожь, было страшно, и все же ее неудержимо тянуло навстречу этому огню.

Но ни отнять мужа у сестры, ни переступить через Мистину ради кого-то другого Эльга не чувствовала решимости.

– Если ты пообещаешь мне, что никого другого здесь не будет… – неровно дыша, сказал Мистина ей в затылок, – я пообещаю…

– Что? – Она повернулась к нему.

Неужели он даже здесь найдет какой-то выход?

– Что Олегова девка завтра согласится идти за Улебку.

– Ах, если бы так! – Эльга обхватила его обеими руками и прижалась к груди, как в поисках спасения. – Пойми, иное дело два года назад, но я теперь не могу понуждать крещеную девку идти за некрещеного парня, хоть он мне сестрич, хоть пасынок, хоть сын родной! Даже ради Святши я бы не стала ее заставлять, Бог не велит! А если у них сладится…

Эльга замолчала, пытаясь ухватить смутно мелькающую в потемках мысль. Он что-то такое недавно сказал… что-то важное…

«Если бы не я», он сказал… Лесной оборотень…

В сказках бабы Годони убивший чудовище молодец забирает спасенную деву себе – даже если в начале ехал сватать ее для другого. Мистина же и правда вручил ее побратиму, а сам довольствовался сестрой «царевны». Тогда им всем было не до того, чтобы примерять сказки к своей непредсказуемой судьбе. Но сейчас Эльга вдруг поняла: а ведь отняв жизнь Князя-Медведя, Мистина унаследовал его древнее право.

Потрясенная этой мыслью, она подняла голову. Мистина встретил ее взгляд и слегка переменился в лице. Медленно наклонился. Она просунула руки под его расстегнутый до пояса кафтан и прижала ладони к груди под тонкой беленой сорочкой.

Когда его губы прильнули к ее губам и разомкнули их, на Эльгу накатило чувство облегчения. Нельзя идти вперед, не рассчитавшись со старым долгом.

* * *

На воскресном пиру у княгини все и решилось. Послали за Улебом, и когда Мистина сказал ему: «Крестись, иначе весь род Олегов может потерять Олегов стол», у парня не нашлось возражений. Горяна сидела среди женщин очень довольная и кидала на будущего жениха торжествующие взгляды. Сколько ни давила она в себе тщеславие, но мысль о том, чтобы стать святой женой на престоле, крушащей идольские капища и возводящей на их местах святые церкви, неодолимо ее прельщала.

И вот Мистина поднялся, держа в руках привезенную из Царьграда чашу невероятной красоты: выточенную из полупрозрачного камня цвета пламени, обрамленную в золото, с двумя изысканно изогнутыми ручками позолоченной бронзы, отлитыми в виде виноградных лоз с листиками.

– Княгиня Эльга пожелала, чтобы вслед за сыном ее Святославом, коли судьба его до срока жизни лишит, новым князем руси стал сын Ингвара и Уты – Улеб, – начал он. – Русь и люди киевские ее поддержали. Я вырастил сына моего побратима и теперь прошу у тебя, Олег Предславич, дочь твою Зою-Горяну в жены моему сыну названому и будущему князю руси, Улебу Ингоревичу. Если же будет ваше согласие, то сын мой Улеб примет крещение.

Он не мог перестать называть Улеба своим сыном – и думать о нем как о сыне.

– Более отрадной вести я и придумать не мог! – Олег тоже встал, настолько взволнованный, что даже слезы заблестели на глазах. – Прими крест честной, Улеб Ингоревич, и я с женой моей тогда дочь нашу тебе вручу с радостью!

Отцы сошлись посреди палаты, приобнялись и в знак будущего единения отпили по очереди из чаши. Эльга смотрела на это, не в силах отвязаться от воспоминаний двадцатилетней давности, когда эти двое сошлись в смертельной схватке, но знал об этом только один из них. Мистина провел свою игру тайно, как змей в высокой траве. Кто бы мог подумать, что двадцать лет спустя они договорятся о помолвке и княжьем столе для своих детей! Чего только ни подбросит человеку жизнь, если достаточно долго ждешь!

Будущие молодые сидели каждый на своем месте с видом смущенным, но довольным. Гости радостно кричали, сыпали поздравлениями и даже предсвадебными шуточками. Стали выбирать, кто будет крестным отцом; вызвался морав Яромир, из христианского рода, бежавшего в Киев от угров много лет назад. Стали совещаться с отцом Ригором насчет наставления в вере.

Лишь Эльга была молчалива и с трудом скрывала беспокойство.

– Ну, а ты, матушка, чего не радуешься? – обратился к ней Олег Предславич.

Почему она не радуется? Эльга вздохнула. Лицо Мистины стало жестким: малейшее препятствие на пути его тревожило, и на этом судьбоносном пиру он с трудом сохранял обыкновенный свой уверенный и любезный вид.

– Улебушка… – Эльга нашла взглядом будущего жениха. – Видит Бог, как я хочу тебе счастья… вам с Горя… с Зоей счастья, земле Русской мира и Божьей благодати. Но ты понимаешь… Вы все понимаете? – Она оглядела лица, цветущие улыбками. – Еще немного – и князем киевским будет провозглашен крещеный человек…