Княгиня Ольга и дары Золотого царства

Эльга прошла в избу. Для родичей Острогляд поставил на широком дворе отдельное жилье, и они не тревожили больную боярыню. Горяна сидела на лавке возле открытого ларя и разложенных платьев; вокруг сновали челядинки, она тоже пыталась что-то делать, но не могла сосредоточиться. Не зная, что сказать, Эльга обняла ее. Воеводы правы: княжеская свадьба лучше всего успокоила бы народ, но при виде лиц Олега и Горяны у Эльги не хватило духу пытаться отговорить их от отъезда. Ведь они были ближайшими ее родичами. В Олеге и Горяне текла кровь Вещего, и Эльгу двойне мучила мысль о раздоре там, где она столько лет пыталась водворить согласие.

Снова скрипнула дверь, и вошел Улеб. При виде его Горяна переменилась в лице и встала. Эльга молча отошла; глядя на девушку, княгиню парень будто и не заметил, не кивнул даже. Не желая слушать, что они скажут друг другу в этот горестный час, Эльга вышла назад во двор, где Олег Предславич разговаривал с конюхами. Прошла в Остроглядову избу, села возле лежанки Ростиславы.

– Проститься… пришла… – тяжело дыша, со свистом в груди просипела та.

– Да, да, – кивнула Эльга, думая о своем.

– И верно. Нынче… отойду… За отцом Ригором… послали…

– Ой, Кириа тон Уранон! – Эльга опомнилась. – Ты о чем говоришь? Я с Олегом и Горяной пришла проститься.

– И со мной… предам душеньку мою… в Боговы рученьки… Все-таки дожила я… дотянула… Всегда знала, еще как ты приехала и про медведя вашего богопротивного мне рассказала… Я тебе тогда говорила – Бог тебя спас. Для того спас, чтобы ты… веру Христову утвердила средь руси… Дал мне Бог увидеть… теперь пойду…

Эльга осторожно сжала ее пухлую, влажную руку. Не находила слов. Да и что сказать: у Бога Ростиславе будет уж лучше, чем здесь, где она и вдохнуть не может.

Однако тревога отвлекала даже от мыслей о грядущей смерти родственницы. Казалось, где-то рядом бродит еще худшая беда, нависает тенью над плечами. Эльга вышла, у порога встретилась с Олегом: он шел проститься с сестрой. Все было готово, лошади запряжены, его дружина – человек двадцать – собрана. На телеге лежали седла: своих коней они хотели по дороге забрать с пастбища.

Горяна со своими челядинками стояла возле телеги. Улеб держал ее за руку.

– Я ей говорю: если судьба мне злая досталась, я ее за собой в бездну тянуть не буду… – начал Улеб, будто надеясь на поддержку тетки.

– А я ему говорю: нет никакой судьбы, есть воля Божья! – горячо перебила Горяна. – Это судьба могла быть добрая или злая, но Бог – это всегда любовь. Бог не может человеку зла желать, Он любит нас. А наша вера – это и есть вера в Его любовь, доверие Его воле. Кто не доверяет Богу, тот не любит Его.

Именно в час испытаний нужна вера – взаимная любовь человека и Бога, который может желать только добра, потому что такова Его божественная природа. Но так трудно понять и принять разницу между человеческой любовью и божественной, которая выражается порой в таком, чего врагу не пожелаешь…

– Может, Святша остынет еще, – сказала им Эльга, не в силах признать поражение своих замыслов. – Я буду с ним говорить. Все же я его мать, не может он меня совсем не слушать. Прияна скоро вернется. Я узнаю, и если за ней еще не послали, то сама пошлю. А как она будет здесь, Святша оттает. Глядишь, и даст согласие. Это он сгоряча. Сколько он пережил, чуть жизни не лишился, понятно, если немного не в себе! Вы думайте, что просто отложили свадьбу.

Лица неудачливых обрученных несколько посветлели. Эльге кстати пришла мысль о Прияне: Улеб тоже не сомневался, что молодая княгиня живо выбьет из головы Святослава блажь взять еще одну жену.

– Иди с теткой попрощайся! – позвал Олег дочь.

Горяна ушла к Ростиславе. Эльга с трудом сдерживалась, стараясь стоять спокойно и не перетаптываться; прощание всегда тягостно, но такого тягостного отъезда она не помнила. Грубый раздор в семье будто туча висел над двором. Она стыдилась, что ее сын внес такую смуту, но открыто осудить его и воспротивиться тоже не могла. Вера – это любовь к Богу, а всякая любовь – это доверие. Нет власти не от Бога, как сказал Ригор… нет, это сказал апостол Павел. Выходило, что повиноваться Святославу означало повиноваться Богу, хоть князь и язычник. И только Бог знает, зачем и почему все должно быть именно так…

Почти успокоенная этой мыслью, Эльга села в седло и вместе с Олегом и прочими шагом тронулась со двора. Телеги миновали улицу, завернули к воротам – Киева гора, старое гнездо полянской знати, еще с хазарских времен имела укрепление. Ворота, как и всегда среди дня, стояли открытыми. Шествие миновало их… и едущая впереди Эльга первой и увидела то, что ждало за ними.

Там был Святослав, верхом на коне, а вокруг него – сотня гридей. Небольшой обоз остановился; Святослав тронул коня и подъехал к Олегу.

– Куда собрался, тестюшка? Приданое везешь? Давай, вези. Заворачивай, – он показал плетью в сторону Олеговой горы.