Княгиня Ольга. Пламенеющий миф

«И послала к древлянам со словами: «Вот уже иду к вам, приготовьте меды многие в городе, где убили мужа моего, да поплачусь на могиле его и сотворю тризну по своем муже». Они же, услышав об этом, свезли множество меда. Ольга же, взяв с собою небольшую дружину, отправилась налегке, пришла к могиле своего мужа и оплакала его. И повелела людям насыпать высокий холм могильный и, когда насыпали, приказала совершать тризну. После того сели древляне пить, и приказала Ольга отрокам своим прислуживать им… И когда опьянели древляне, велела отрокам своим пить в их честь, а сама отошла недалеко, а потом приказала отрокам рубить древлян, и иссекли их пять тысяч».

Избиение упившихся людей мы видели уже не раз: так поступили персы в Геродотовой истории царицы Томирис, и так поступила Сигрид Гордая, устроившая пир и напоившая до смерти людей, которых вот-вот собиралась убить. Есть схожий сюжет у и Видукинда Корвейского:

«Варвары, однако, пользуясь нашим затруднением, нигде не прекращали поджоги, убийства и опустошения, а Геро, которого король поставил над ними, они задумали убить с помощью хитрости. Однако он, предупреждая хитрость хитростью, пригласил около тридцати князей варваров на большой пир и всех их, усыпленных вином, в одну ночь умертвил»[59].

«Варвары» эти – полабские славяне-язычники, с которыми немецкие короли в Х веке вели беспощадную войну; Геро – маркграф Саксонской восточной марки. Здесь мы видим немало сходства: варвары «задумали убить с помощью хитрости» маркграфа Геро, который управлял ими от имени их завоевателя, Оттона, – так же и древляне, собираясь взять Святослава и сделать ему «чего захотим», уж верно, не добра ему желали. Но будущая жертва оказалась хитрее и нанесла удар первой. А способ опоить врага и расправиться с неспособным сопротивляться, если верить этим источникам, был широко распространен от Персии до Германии на протяжении уже полутора тысяч лет на тот момент. Впрочем, чисто технически это реальнее, чем засыпать живых людей в огромной яме, вырытой за ночь-другую…

Другого плана аналог убитым на тризне пяти тысячам древлян – архаичный обычай «соумирания», то есть наделение знатного покойника сопровождающими лицами, который ради этого умирают вместе с ним уже не от естественных причин. Обычай древний, но до середины Х века дожил свежим и цветущим. В то, что якобы каждая славянская жена убивала себя на похоронах мужа, я не верю, но наличие женского скелета и некоторых вещей в богатом мужском погребении – для Х века вещь не уникальная. В некоторых скандинавских камерных погребениях Южной Руси женский скелет очень трогательно прильнул к плечу обнимающего его мужского скелета, что и правда наводит на мысль о добровольной смерти жены вслед за любимым мужем. Для людей той эпохи ведь речь шла не о смерти как конце всего, а лишь о совместном переходе на тот свет. «Похороны руса», где умертвили девушку, слишком известный пример, чтобы стоило это пересказывать подробно. И такое случалось не только с женщинами – «посмертными женами». В богатой гнездовской камере кургане Оль-30 (мы о нем уже рассказывали) были погребены четыре человека, по двое каждого пола. Если вся семья не вымерла дружно от какой-нибудь заразы, надо признать, что примерно трое из этих четверых были слугами, отправленными вместе с господином (либо госпожой). В корабле из Осеберга, где погребена древняя норвежская королева, имеется два женских скелета – госпожи и служанки. Стоит упомянуть мальчика в лодке из псковского могильника: он в своей лодочке был помещен фактически в одно захоронение с камерным погребением богатого и знатного мужчины. Наличие при мальчике воинского пояса и топора говорит о том, что рабом он не был, однако при «главном» покойнике играл некую подчиненную роль. Что-то вроде стража у дверей в посмертный дом господина.

Таким образом, обычай давать знатному покойнику с собой сопровождающих-слуг в обсуждаемое время был хорошо известен. Именно так слушатели воспринимали рассказ о пяти тысячах древлян, убитых на могиле Игоря и ставших его слугами в ином мире. Нереально огромная цифра их служила усилению художественного эффекта. То же, что эти случаи мести прибавлялись один к другому, порождено могучим принципом, по которому фольклор утраивается всякое сюжеообразующее событие: три поездки, три похищения, три встречи, три погони, три препятствия, три поединка…