Княгиня Ольга. Пламенеющий миф

Поведение княгини Ольги в эпизодах древлянских казней обнаруживает немалое сходство с этими сюжетами. Ее месть за Игоря показывает «избыточную жестокость», присущую героическим песням: за жизнь мужа она берет жизнь сначала двадцати «лучших мужей», потом еще восьми, потом пяти тысяч (!), потом целый город, а еще ведь были жертвы полевого сражения… Причем способы их умерщвления тоже особенно жестоки – благодаря чему эти сюжеты и сейчас вызывают живой отклик у современного читателя. «Персонаж героической песни, – пишет А. Я. Гуревич, – идеальный герой, человек долга и чести, не останавливающийся ни перед чем, чтобы защитить и утвердить честь рода или собственную честь. Верность священным обязательствам по отношению к сородичам, подданным, дружинникам, друзьям, удовлетворения от сознания выполненного долга – таковы ведущие мотивы героической поэзии»[60]… Именно этому героическому идеалу отвечает поведение Ольги в описанных эпизодах.

Но здесь нужно отметить важный момент. Сказание о древлянских казнях, как мне кажется, представляет собой, по сравнению в «Песнью об Атли» и ей подобными, уже следующий этап развития сюжета. Первый этап: собственно описание ритуала жертвоприношения. Второй: героическая песнь, где этот древний ритуал составил основу сюжета о кровной мести. Но в нашем случае, с Ольгой, сюжет о мести древлянам был отнесен не в древние героические времена, а в совершенно реальное, недавнее прошлое – по крайней мере, связи между временем создания ПВЛ и эпохой Ольги были живыми и конкретными.

Б. А. Рыбаков давно предложил вычленить в летописном тексте устное эпическое повествование, «предположительную реконструкцию», где повествованию придана форма эпической песни.

И принесоша я на дворъ къ Ользѣ,
И, несъше я, и вринуша въ яму и съ лодьею.
И приникши Олга и рече имъ: «Добьра ли вы честь?»
Они же ркоша: «Пуще ны Игоревы смѣрти».
И повелѣ засыпати я живы, и посыпаша я…

Однако напрашивается мысль, что этот «Сказ о мудрой княгине Ольге» был не первым этапом формирования данного сюжета. А пожалуй, уже вторым – по определению Рыбакова, «замечательным целостным политическим сочинением (курсив Рыбакова – Е.Д.), стройным завершенным по своей структуре и очень важным по глубине заложенным в нем мыслей о гармоничности государственного и народного начала в сложную пору неупорядоченных феодальных отношений». В основном это, конечно, верно. Но думается мне, что это, безусловно, политическое сочинение с ясно выраженной мыслью возникло не на пустом месте и не прямо из представлений о том, как надо хоронить. Почвой ему послужила еще более древняя эпическая героическая песня, созданная по канонам тех седых и жестоких времен, когда гармония государственного и народного начала еще никого не волновала.

Идея, заложенная в дошедшую до нас легенду, совершенно ясна: Игоря привели к гибели глупость и жадность. Он хотел взять слишком много, чем подставил себя под удар, но при этом не позаботился о своей безопасности, из-за чего и принял бесславную смерть. Именно эта идея создала ему тысячелетнюю репутацию дурака и неудачника. Однако примерно таким же образом вели себя и некоторые герои германских героических песен, и их судьбу жалкой никто не называл. Страшная смерть от рук врагов приносила им не позор, а славу. Посмотрим эддический цикл об Атли, Гуннаре, Хёгни и Гудрун. Гуннский вождь Атли пытается заманить братьев своей жены, Гуннара и Хёгни, к себе в гости, обещая подарить им сокровища. В сокровищах они не нуждаются и ясно понимают, что их заманивают на гибель – однако все-таки едут. Никаких рациональных причин ехать навстречу смерти у них нет, но они видят в этом свою доблесть и честь. Прибыв на место, они не привязывают свой корабль, ибо знают, что возвращаться домой им не придется. Начинается битва, изнемогшие от ран братья попадают в плен и принимают страшную смерть. Гуннар, желающий во что бы то ни стало и безо всяких причин идти навстречу гибели, отчасти напоминает нашего Игоря. Так может, сюжет, дошедший до нас в виде летописного рассказа о «сребролюбии как причине гибели», при той же событийной канве изначально подавался совсем иначе?

Не так-то уж сложно представить себе героическую песнь, существовавшую за полтора века до создания ПВЛ и возникшую по воспоминаниям о реальных событиях – борьбе за древлянскую дань. На пиру герои похваляются своей доблестью; воины Свенельда и он сам хвастаются дорогим оружием и хорошей одеждой (немаловажной вещью в германских героических песнях). Примерно как это было в разговоре между братьями Гуннаром и Хёгни: