Княгиня Серебряная

– Успокойся: мне ничего не угрожает.

– Уверен?

– Этой мой… ну, скажем, приятель.

– А я думала, тот человек, который пообещал оставить в наследство квартиру.

– Умница, – похвалил Рокотов и в этот момент домофон отозвался голосом Шумова:

– Олег, это вы?

– Да, Аркадий Валентинович, это я, – сказал Рокотов в переговорное устройство, стараясь сдержать свою злость.

Судью Уоргрейва Олег больше не боялся, потому что ему все стало понятно.

А вот Шумову еще не было понятно, что Олег во всем разобрался, поэтому дверь открылась, и Рокотов вошел в подъезд.

Аня осталась снаружи.

– Иди в кафе, – сказал ей Олег перед тем, как закрыть дверь, и поцеловал в холодный нос.

– Через порог – плохая примета, – вздрогнула Аня. – Если что, я на связи.

Он кивнул. В лифте Рокотов машинально глянул в зеркало и ужаснулся выражению своего лица: сам как маньяк! Дошел до ручки, называется!

Шумов ждал и, широко открывая дверь, гостеприимно пригласил:

– Проходите, Олег.

Кипя от злости, Рокотов шагнул в знакомую прихожую, и взгляд его упал на ботинки, стоящие у самого входа на потертом коврике. Обычные зимние ботинки, темные, на толстой подошве.

«Ну я и лошара!» – Рокотов сжал кулаки и зло спросил:

– Аркадий Валентинович, а за что вы убили Ладу Воронцову?

– Догадался все-таки, – криво усмехнулся Шумов и сделал шаг назад.

– Не надо бежать за пистолетом, – надвинулся на него Олег. – Физически я сильнее. Я не дам вам даже в руки его взять, не говоря уже о том, чтобы выстрелить. Кстати, откуда он у вас?

– А ты невнимательный, блогер. – Шумов неуловимо изменился.

Вот теперь он был собой. Глаза цвета ртути, такие же ядовитые, маленькие, злые. Левый угол рта опущен вниз, щека дергается. Почему Олег этого раньше не замечал?

«Он и впрямь маньяк!» – в ужасе подумал Рокотов. Ему было страшно не за себя. Но у человека явно крыша поехала, причем давно. И у него имеется оружие!

– Я же тебе сказал, что в девяностые был ментом, – продолжил меж тем Шумов. – Мы тогда у братков целые оружейные склады конфисковывали. Лютая война шла между группировками. Много оружия поступало из Чечни, из других горячих точек. На наших заводах кое-что делали. Но некоторые бандиты импортные стволы уважали. Особо популярными были «беретта» и «глок». Я увидел эту игрушку и не удержался. Компактный, легкий, руке удобно. По базе проверил: чистый. Вот и оставил себе.

– С оружием понятно, – кивнул Олег. – Может, тогда о Воронцовой поговорим? А зачем вы, кстати, в меня стреляли?

– А ты не догадываешься? – криво усмехнулся Шумов. Левый угол рта, похожего на щель в противотанковом доте, из которого вылетали убийственные, как пули, слова, совсем уехал вниз. – Молодой, здоровый, бабу трахнул. Ведь ты ее трахнул? Рожа у тебя уж больно сытая была. Довольная. В то время как я последние месяцы доживаю.

– Вы хотели меня убить?

– Да надо было. Попугать только. Хотел, чтобы ты в Москву вернулся. Я не могу быть один. Мне надо говорить обо мне. Понял вдруг, что жизнь мимо прошла, а помирать скоро. Ничем я не прославился, ничего не добился. Сашка Бессонов – олимпийский чемпион. На Кипре зимует. Вторая жена, трое детей. А я только тем и знаменит, что фигуристку убил и меня за это не судили. До сих пор все гадают: кто? Да еще и почерк. Маньяк, мол. Мне это читать забавно.

– Славы, значит, захотелось, – еще больше разозлился Рокотов. – Но это ведь чудовищная слава. Отвратительная.

– А как же Чикатило с Брейвиком? Или эти парни, которые колумбайн устроили? О них пишут, кино снимают. В историю вошли.

– Вы сумасшедший! – в сердцах сказал Рокотов.

– Может, в комнату пройдем? Негоже о вечном, да на пороге. Я ведь тоже хочу, чтобы обо мне заговорили. Чтобы помнили. Я тебе все расскажу, блогер, а ты книжку напиши. – Глаза у Шумова загорелись. Ртуть вот-вот готова была выплеснуться наружу.

– Где пистолет? – надвинулся на него Олег, который почуял опасность.

– Там, в спальне, – Шумов кивнул на приоткрытую дверь справа.

– Под подушкой, что ли, прячете? – подозрительно спросил Рокотов.

– Допустим.

– Хорошо, я вас выслушаю. Только к оружию не рвитесь. Вы же видите: я сильнее. И я вас не боюсь.

Шумов кивнул, и они прошли в гостиную. Бриджертон по-хозяйски развалился на диване.

– А ну, брысь! – смахнул его Олег.

– На кота-то за что злишься?

– А я на всех злюсь, но больше всего на себя. Ведь все так очевидно. Первое письмо было из Федерации хоккея, где вы работаете. Кстати, зачем?

– А пошутил. Или, как вы, молодежь, говорите, прикололся.

– Но потом вы за мной следили!

– Тебе показалось. Тогда, в кафе, я правду сказал: кому ты нужен? Собственной тени испугался.

– Ну а наезд на меня во дворе? Тоже показалось?

– Попугал немного, – пожал плечами Шумов. – Ты меня во время нашей беседы чем-то зацепил. Интересно было с тобой еще разок поговорить. Я ведь знал, что ты после этого «покушения» ко мне придешь. Ты же хотел составить психологический портрет убийцы. А мне интересно стало: допрешь ты или нет. Насчет волос допер?