Князь

Сам король выглядел лет на пятьдесят, на одутловатых щеках, подпираемых воротом-жабо, горел нездоровый румянец. Тело скрывалось под стеганым пурпуаном с пышными рукавами и такими пышными штанами до колен. На груди холодно блестело сапфирами золотое колье в две ладони диаметром. Но голове косо сидел бархатный берет с белым гусиным пером.

– Князь Андрей дважды спасал новому государю жизнь во время покушений, – вступился за родственника Юрий Семенович. – Коли царь кому и верит без сомнений, то токмо ему.

– Да, такое не забывают, – согласился Кристиан. – Хорошо, я буду краток. Я хочу, князь, чтобы Русь оставила свои домогательства на рыбацкие и зверевые банки на заливе перед Невой. Что ни месяц, жалобы о драках да членовредительстве до меня доходят. Ты, князь, должен позаботиться о том, чтобы рубежи наши восточные новгородскими ушкуйниками не тревожились и царь Московский на смуту, что у нас творится, не зарился, вниманием наши земли обходил. Так лучше сделай, чтобы он на востоке в войну большую ввязался и ему не до наших, балтийских, дел стало. Пока наши еретики супротив Римской церкви то тут, то там бунты поднимают, изрядно рубежи стран древних перемениться успеют. И лаптей русских нам тут не надобно. Пусть медведей в лесах ловит, а к нам не суется.

– Я тебе, что, слуга, ваше величество, чтобы приказы мне давать, как смерду закупному?! – с трудом сдерживая ярость, прошипел князь Сакульский. – Я тебе крест на верность целовал? Я тебе в службе клялся?

– Деньги ты от меня получил, расписку написал. Стало быть, службой мне теперь истинно обязан.

– Я расписку писал в том, что дружбу Руси с Данией беречь стану, вражды с нашей стороны не допущу. За старания такие ты, король, устами посланника своего, барона Тюрго, обещался невольников мне продать и путь им ко мне на Русь открыть. Дабы никто уходу людей препятствий не чинил! Между дружбой и службой ты, король датский, разницу понимаешь?

– Дерзок ты, малец, ох, дерзок, – распрямился на троне Кристиан. – Видать, не учен, как с сильными разговаривать надлежит. Ладно, дам тебе намек на будущее понятный. Как мыслишь, что государь твой, царь Иван, сделает, коли расписка твоя к нему в руки попадет? Расписка в получении серебра от посланника короля датского? Изменников никто не любит, ни на востоке, ни на западе. Клещи палача и испанские сапоги заставят тебя рассказать о своих предательствах так много, что ты и сам не подозреваешь! Тебе ясно, мальчишка? Либо честная служба мне – либо жаровня и иглы под ногти в подвалах московских подземелий!

– А ты знаешь, что такое два пуда золота, король? Это три тысячи рабов на рынках твоей прекрасной Дании или тридцать тысяч отборных головорезов сроком на целый год. Я вез золото тебе, король. Тебе, чтобы заплатить им за обещанных мне невольников. Но коли так, я могу развернуться и набрать себе в Германии и Ганзе наемников для одного доброго дела. Чтобы взять и разорить до основания Умио или Эвле[106], хватит и трех месяцев. Что скажет мой царь, когда я вручу ему ключи от покоренных городов, а ты пришлешь потасканную бумажку? Он скажет, что эта глупая подделка придумана из мести! Как считаешь, король Дании, Норвегии и Швеции?

– Я предупреждал, – припомнил довольный дядюшка. – Юный князь умеет добиваться влияния.

– Четыре дня, – холодно произнес Зверев. – Если тебе нужен друг при русском престоле, через четыре дня на причале должны стоять полторы тысячи невольников для посадки на мои корабли. Я подарю тебе за это два пуда золота. Вдвое больше, чем они стоят на торгу любой европейской державы. Пусть это скрасит твою обиду, ваше величество. Я даю слово, что в этом случае стану делать все, чтобы сохранять мир между нашими державами. Ты сможешь быть уверен за свои восточные рубежи до тех пор, пока я существую в этой вселенной. Если ты захочешь мирно забыть о нашей встрече, то пусть ко мне на каракку доставят мою расписку. Если же за четыре дня я не получу никакого ответа, то буду считать, что ты ищешь вражды.

– А как ты сможешь что-то считать, мальчишка, если сейчас я призову сюда стражу, вам со стариком привяжут на шею по добротному обожженному кирпичу и выкинут прямо в это окно?

– В этом случае, ваше величество, – раскланялся князь Друцкий, – не будет никакого друга при московском троне. Не будет никакого золота, ибо мои слуги скорее выкинут его в море, чем отдадут чужакам. Но будет очень, очень большая обида в душе молодого и горячего царя. Может статься, ему даже захочется отомстить. Война с Данией наверняка улучшит его отношения с вечно недовольным Новгородом. Они сумеют использовать новообретенные глубокие порты.

– Приятно было увидеться, ваше величество, – поклонился и Андрей. – Очень жаль, но мы вынуждены вас покинуть.

Дела…

Они молчали до тех пор, пока слуга не перевез их на берег озера, не провел мимо презрительно отвернувшегося дворянина и не подержал стремя, помогая подняться в седло.

– Что скажешь, дядюшка? – подобрав поводья, поинтересовался князь Сакульский.