Князь Александр Невский

– Что ты! Конечно, нет. Мне просто нужно было посмотреть, как они это примут. Самый большой хитрец, когда его вдруг на чём-то ловят или, наоборот, он думает, что могли поймать, да не поймали, обязательно так или иначе себя выдаёт.

Сава пристально посмотрел на друга:

– Иногда мне кажется, что ты такой же хитрый, как и они!

– Я ещё хитрее. А что? Православная вера не запрещает этого.

– При чём тут наша с тобой вера, Эрих? Я удивляюсь, что ты вот такой честный, прямой, как лезвие меча, а хитрости в тебе не меньше, чем в папских проповедниках… Прости, коли обидел.

– Ничуть. Что до послов, то с них нам спрашивать нечего. Это не они.

– Уверен?

– Как в том, что на двух руках у меня десять пальцев. И папе Урбану, занявшему престол недавно, и его посланцам, ныне не до того, чтобы сплести такую интригу. Правда, за невинность его святейшества я всё же не поручусь, но послы вряд ли причастны к заговору. Они считают, что сильная власть в Гардарике им на руку.

Сава не понял:

– В чём? Как ты сказал? Гарада…

– Гардарика. Так в Европе называют Русь. Означает «страна городов».

– Хорошо означает! – усмехнулся Сава. – Больше половины городов в руинах: какие татары пожгли, какие псы… то есть… господа рыцари разрушили! Слушай, Эрих, я вот думаю: ты ведь рыцарь?

– Конечно. В двенадцатом поколении.

– Вот! Я и думаю: а отчего не все рыцари такие, как ты?

– Это ты у них спроси. А по мне, так…

Внезапно немец умолк, вслушиваясь.

Во время их разговора снаружи было тихо. Как вдруг тишину нарушил сперва неясный шум, потом какая-то беготня и возгласы.

Кто-то недовольным голосом спрашивает по-татарски:

– Кто ещё разгалделся? Ночь уже…

Но другой голос, весёлый и оживлённый, ответил:

– Да ты посмотри! Из южных сёл дань привезли!

– И что? Мы что, обоза не видали? Чего орать-то?

– Так ведь там только половина дани житом и скотом. У них не хватало всего этого, и численники с обозом двадцать с лишним русских девушек привели! У ханов женщин много! Может, в этот раз хоть что-то нам, воинам, достанется?

Галдёж усиливался.

Сава встал, распахнул полу шатра и вышел.

Мимо шатров двигался довольно большой обоз с русской данью – несколько гружёных телег. За обозом подростки-татарчата гнали коз, а дальше шли, уныло потупив головы, два десятка русских девушек, закутанных в какие-то лохмотья. Многие из них плакали. Позади скакали двое воинов-татар.

Одна из девушек, споткнувшись, упала на колени, и воин, подъехав, слегка кольнул её в ногу копьём. Девушка, ахнув, с трудом поднялась. Из-под порванного подола сарафана показалась тонкая струйка крови.

В какой-то момент Сава потерял самообладание. Он сделал шаг назад, под полог шатра, при тусклом свете лучины нашёл свой меч и вновь бросился наружу. Но не успел и до половины обнажить лезвие, как перед ним вырос Эрих.

– Ты что?! Другого способа героически сложить голову тебе никак не найти?

Сава и сам уже понимал, что поступил глупо, но в ожесточении бросил:

– Стыдно смотреть и ничего не сделать!

Тот же татарин между тем вновь погрозил копьём той же девушке, которая хромала и стала отставать от остальных.

Эрих решительно подошёл к татарину и с такой силой дёрнул его за стремя, что тот едва не полетел с седла.

– Э-э-э-й, ты что делаешь?! – зарычал он, видя, что перед ним европеец, и не решаясь сразу кинуться на него.

– Это ты что делаешь, собака?! – вскричал фон Раут. – Ты портишь ханскую дань! Как смеешь трогать присланных для хана женщин?

– Я только уколол её! – Смущённый таким напором, оправдывался воин.

– От твоего грязного копья у неё может начаться заражение. А она молодая и красивая, и её может захотеть кто-то из мулюков, а может быть, и сам хан… Если тебе хочется кому-то сделать больно, бей плетью своего коня, купи и зарежь барана, но чужого добра не трогай!

– Нечего учить меня, латинянин! – угрюмо огрызнулся татарин, но оставил девушку в покое.

Обоз удалялся, сопровождаемый толпой татарчат, шутки ради шугающих коз и кидающих комья земли в пленниц.

Друзья возвратились в шатёр. Сава подкинул дров в маленький очаг, пламя, уже почти угасшее, вспыхнуло ярче – в шатре стало светлее.

– Хорошо ты его! – усаживаясь на прежнее место возле входа, одобрил Сава. – И вроде прав перед ним оказался.

– На самом деле они – трусы! – зло бросил фон Раут. – Они побеждают только своей несметной массой. Слыхал от кого-то, что и у них бывают богатыри, что один на один на бой выходят, да только тогда, когда уверены, что противник во много раз слабее…

– С Александром ни один бы не вышел! – угрюмо фыркнул Сава.

– С тобой или со мной тоже едва ли! – сказал Эрих. – Обычно мужчины умеют друг друга оценивать…

Сава неожиданно спросил:

– Эрих, а ты почто не женился до сих пор?

Тот слегка растерялся, потом ответил:

– Как тебе сказать, друг… Некогда было. И девушки хорошей до сей поры не нашёл. Знаю, что надо. Через год мне сорок сравняется, а у меня ещё детей нет. Слушай! У тебя ведь дочь есть?

– Две! – улыбнулся русский. – И сыновей четверо. Старший и сам уж женился.

– А старшей дочери сколько?

– Восемнадцать. Поскорей бы сосватали, не то ведь почти перестарка…

– За меня её отдашь?