И добавил по-латыни, обращаясь уже только к Эриху:
– Во всяком случае, его святейшество не станет говорить, что это не так!
Глава 4
Послание хана Батыя
Лето года тысяча двести сорок седьмого от Рождества Христова[35]
выдалось прохладным. Часто шли дожди. Зато осень стояла тёплая, сухая и солнечная, будто извинялась за то, что лето проявило несвойственную ему суровость. С середины сентября леса и рощи нарядились в золото, но было тепло, так тепло, что птицы, те, которые не собирались улетать на юг, а оставались дома, заливались пением, будто по весне.В один из таких дней на новгородском воинском плацу не было упражнений, воины были заняты другими делами.
Но плац не остался пуст. Он был очень красив, наполовину закиданный яркой опавшей листвой. Лёгкий ветер гонял листья от края к краю площади.
Князь Александр Ярославич, скинув кафтан, закатав рукава рубахи, кажется, позабыв о государственных делах, увлечённо бился на деревянных мечах со своим семилетним сыном. Василий в упоении нападал на отца, стараясь зайти то с одной, то с другой стороны, но так и не мог нанести тому ни одного удара. Однако Вася не злился, а весело хохотал, вновь и вновь бросаясь в атаку и неизменно получая отпор.
– Ой, батюшка! – в восторге вопил мальчик. – Батюшка! У тебя что же, рук с десяток, не меньше? Куда ни бью, везде ты отбиваешь! Ай! И сам бы меня уж раз сто убил, кабы хотел!
– Вася! – укорил сына князь. – Что ты всё веселишься? Хохочешь, будто в игру играешь… Это же бой – в бою смеяться не пристало…
– Так бой же потешный! – возражал княжич. – Чего тут серьёзного?
Александр хмурился, но видно было, что он только притворяется сердитым:
– Это, Васенька, наука воинская. Не овладеешь ею, не сможешь и всерьёз сражаться.
– А воины наши сказывают, – не сдавался мальчик, – что для битвы злость нужна! А откуда ж я злость возьму, если тебя вижу? Ты ж не татарин и не рыцарь какой злобный! Чего ж я тебя колоть да рубить стану?
Князь потрепал сынишку по светлым волосам, улыбаясь и не находя в себе сил казаться сердитым:
– Хорошо, конечно, что ты у меня добрый. Добрых-то нынче мало осталось. Каждый на кого-то да зол… Но всё едино: драться ты научишься!
– Я постараюсь! – искренне пообещал Вася.
– Эй, воины! – окликнул их вдруг звонкий женский голос.
Оба обернулись.
Слегка придерживая подол отороченного серебряной каймой сарафана, к ним спешила улыбающаяся княгиня Александра. В другой руке она несла корзинку, судя по всему, нелёгкую.
– Мама!
И Вася, сорвавшись с места, подбежал и обхватил её обеими руками.
– Сашенька! – обрадовался и Александр.
– Притомились, воины? – смеялась молодая женщина. – Надо думать, и проголодались?
– Да терпим покуда, – ответил князь. – Надобно ещё поупражняться. Когда ещё у меня свободное время будет, чтоб самому сына ратному делу-то поучить?
– А я хочу уже есть! – капризно возмутился Вася.
– Ну, вот я вам обед и принесла! – Александра без смущения уселась прямо на траву и на опавшие разноцветные листья, поставила свою корзину и, раскрыв её, вынула и расстелила полотенце. Поверх него тут же появился кувшин, а следом – чашки и каравай хлеба, такой мягкий, что видно было, как он сминается в нежной женской руке. – Я жена воина и мать воина и должна о них заботиться. Вы же так и трапезу пропустите и только к ужину после всенощной явитесь.
– Ай, да княгинюшка! – пришёл в восторг Александр. – Ай да умница!
– Ай да мама! – завопил Вася.
Вдвоём они тоже плюхнулись в траву и схватились за чашки, которые Александра успела наполнить молоком из кувшина.
– А тебе? – князь жевал хлеб и запивал молоком. – А ты чего же?
– А я с тобой! – княгиня откусила от куска, что отломил себе её муж, и отпила из его чашки. – Так вкуснее!
Он нежно поцеловал её, но в щёку: Вася хоть и был поглощён едой, но поглядывал на отца и мать, улыбаясь краешком набитого хлебом рта.
– Посольство твоё из Орды вернулось! – сообщила княгиня, откусывая ещё немного и наклоняясь к чашке в руке Александра.
Он сразу напрягся:
– И что?.. Плохо?
Но она улыбалась:
– Ну, было бы плохо, так не я бы к тебе пришла – бояре б заявились! Нет, Александрушко! Принял хан выкуп, тобою собранный, и сотню русских пленных освободил, как и просил ты. Они с посольством тем и возвратились. Худы, бледны, но радуются, что дети малые! Плен у безбожников нелёгок был!
Александр с облегчением перекрестился:
– Слава Тебе, Господи! Внял Ты просьбам моим! Спасибо, что сказала, Саша!
– А не сказала б, так бояре бы сами сюда пришли и тебе поесть не дали! Вот видишь… Не зря ты это золото да серебро у наших толстосумов просил… Второй раз уж русских из плена отпускают.
– Вторую сотню! – горько вздохнул князь. – А в плену тысячи наших! Всех вызволить никакой казны не хватит…
Александра грустно усмехнулась:
– Да уж твоей и на это б не хватило! Себе ты ничего не оставляешь.
Князь ласково привлек жену к себе:
– А разве мне что-то ещё надо? Я владею сокровищем, какого нет ни у хана, ни у византийского императора, ни у кого в мире!
Она притворно удивилась:
– И что же это за сокровище? Отчего мне не показал?