— Все же попрошу тебя, кня-яс, — юноша все же неправильно произнес обращение, — сбавить ход. Наши-то лошадки… — он даже засмущался немного от вынужденного признания, — вровень с твоим конским «богатыр» идти не могут.
Он и руквацкое слово «богатырь» произнес с акцентом, но попытка была неплохая. Может он и впрямь таков, каким кажется, подумал князь, приглядываясь к юноше, — неглупый, в меру добродушный, спокойный и любопытный к людям. После этого внутреннего, неприметного посторонним признания друг друга завязалась беседа. Начало, как со всеми служивыми, князь положил простым вопросом:
— Каково тебе служится, граф Семпер?
— Если такое возможно, кня-яс, обращайся ко мне по моему нынешнему чину — сержант. На лейтенантский-то патент, пока в той же роте служит мой брат, мне рассчитывать не приходится.
— Чего так?
— У нас есть такое неписанное, но неукоснительное правило, что старший родственник или наследник фамилии должен иметь как минимум на один чин выше. А раз я — младший, тогда… — Он даже вздохнул, но видно было, что с этой неудачей он давно смирился и не придавал ей чрезмерного значения.
— Ничего, Семпер, все у тебя еще впереди, и чины, и почет, и уж конечно офицерские патенты.
— Я бы мог, конечно, — продолжал свое граф, оглянувшись и убедившись, что никто из подчиненных его слышать не мог за дальностью, — перейти в армию, но служба там — не сахар, как и тебе, кне-ес, должно быть, известно. Да и служить меня с детства приучили там, где приходится, а не там, где хочется.
— Но все же почета в королевской гвардии, поди, поболе выходит?
— Не скажи, кнес.
Совсем он от этого слова отбиваться стал, уж лучше бы по-своему обращался, решил Диодор, граф даже два раза одинаково его произнести не умел.
— Тогда так, Семпер, обращайся ко мне по имени — Диодором меня зовут… А что не так в гвардейской-то службе?
— Видишь ли, принц Диодор, род у нас хоть и не самый знатный, но все же в королевстве известен. Служить с таким именем тяжко, я даже подумывал себе какое-либо простонародное прозвище взять, да брат не позволяет. Говорит, что нас должны знать просто потому, что мы есть, что мы служим и что приближены к королю, да живет он вечно, — граф озорно блеснул глазами, когда произносил эту присказку, должно быть, рассчитывал, что князь примет ее за шутку, хотя бы и своеобразную. — Вот только приближенность эта — ни Богу свечка, ни черту кочерга, как у вас говорят.
Князь посмеялся, оценив знание графом простонародных руквацких поговорок.
— Неужто небогата эта служба?.. Давно ли получали денежное довольствие? — напрямую спросил князь.
— Давно, принц, даже не припомню когда. Прежде, бывало, по три, а то и четыре раза в год получали, каждый раз к новому сезону. Теперь, сказывают, даже на весеннюю выплату в будущем году не приходится рассчитывать.
— Чем же весенние деньги так нехороши?
— Деньги как раз хороши всегда, плохими не бывают… Но сомневаются у нас многие, что мы их дождемся. А после зимы всегда нужно многое купить из обмундирования, из пропитых-проеденных вещей… А то и в поход, если он случится, отправиться будет не с чем. — Они отмахали чуть не четверть версты, пока граф снова заговорил. Князь его не торопил, ждал, чтобы Семпер сам обо всем, что думает, рассказать решился.
— Перед зимой не дали, прошел слух, что менять будут что-то по армии, и лишь тогда нами займутся. Против этого никто особо не возражал, в городе у многих есть иные возможности на житье денег добыть, да и из имений многим присылают, у нас — все же гвардия, на те подачки, что от службы перепадают, почти никто не живет… Но ведь весной-то — вовсе необходимо! Вот мне долги нужно отдать, за постой квартирохозяину заплатить, нужно седло новое, прежнее я проиграл в кости, это вовсе у брата взял, шпагу следует править, а то я, почитай, ее в фехтовальном зале избил всю, одежда под новые манеры необходима, чтобы достойно при дворе появляться. А теперь — что?
Что-то непривычно было от фериза слышать такие слова, они всегда, при любых, даже и неблагоприятных обстоятельствах скрывали свои неудачи, так были воспитаны, такая у них была особенность поведения… Что-то тут было не так. Поэтому князь спросил напрямую:
— И почему же весенней выплаты не будет? О чем говорят среди гвардейских?
Но юный граф уже и сам сообразил, что слишком разоткровенничался перед этим имперцем, и умолк, даже губы надул, изображая, что от холодного ветра в лицо. Но вовсе не ответить было бы невежливо, и он отозвался, уже отворачиваясь назад, к своим сослуживцам:
— Ничего я не знаю. А говорят разное, может, и неправда это.
Значит, известия о воровстве, о том, что казна пуста, не секрет, по крайней мере, для гвардейцев, решил князь. И всю оставшуюся дорогу раздумывал над этим, вот только не слишком плодотворно.