Князь Диодор

— Баронесса, не могла бы ты припомнить что-то особенное про этих троих? Нечто, чего обычно не любят вспоминать, но что было им свойственно в прежние годы?

— И что стало определяющим их качеством в нынешнем их положении, не так ли? — закончила вопрос Темерия Унашитская. Она подумала. — Нет, вроде бы, ничего… Вот разве что?.. Лет с восьми и почти до отрочества наш нынешний король, а в те времена принц-наследник, страдал необычным недугом…

Она умолкла, рашая, стоит ли говорить об этом. Наконец, она тряхнула головой, и продолжила:

— Он страдал лунатизмом, возможно, страдает до сих пор. Насколько я знаю, это с годами проходит, но не у всех. Это единственное, что я могу припомнить.

Князь сидел, затаив дыхание, и одновременно, опасался, что это будет слишком заметно. Для того, чтобы не показать своего напряжения, он спросил снова:

— Его лечили от этого… недуга?

— Разумеется. Насет Костумский, прежний учитель государя, ныне покойный, потратил немало времени, чтобы найти подходящих врачей, способных справиться… с этой неприятностью. Одно время это казалось невозможным сделать, но после все обошлось. — Вот тут баронесса снова нахмурилась. — Я не вполне понимаю, князь, чем вызваны эти расспросы? Неужто король Фалемот сам не знает, как давно это было и как это, в сущности, незначительно?

— Кажется, он и сам уже не помнит об этом, баронесса.

— Я так и думала, — внезапно, она поднялась, зашуршав своими юбками, гордо вздернув свою седую голову, но все же улыбнувшись. — Если у тебя, князь, больше нет вопросов, я пойду выясню, примет ли тебя принцесса.

— Меня так же устроила бы встреча и с принцем Бальдуром.

Баронесса повернулась к седому распорядителю, который сидел в сторонке и о чем-то негромко разговаривал с графом Семпером.

— Жан, узнай пожалуйста, не будет ли принц так любезен, чтобы принять нашего гостя из Империи для ничего не значащей беседы?

Так свои расспросы Диодор ни за что не определил бы, но баронесса Темерия лучше знала характер своего воспитанника, и потому решил не протестовать. Князь остался с графом наедине.

— Унашитскую у нас все очень любят, — сказал граф. — Когда она приезжает в Лур, всегда выстраивается почетный караул, предусмотренный лишь для коронованных особ. — Он улыбнулся. — Ей такие приемы очень нравятся.

Спустя несколько времени в зал, где они находились, снова вошел Жан, чему князь совсем не удивился. Он попробовал по лицу распорядителя понять, примет ли их принцесса, и еще за десяток шагов понял, что этому не бывать. Распорядитель поклонился еще раз и строго сказал:

— Принцесса сейчас занята, мессиры, но она будет сегодня на ужине. Если вы соблаговолите остаться, она, без сомнения…

Князь уловил брошенный искоса взгляд графа Семпера, юноше очень хотелось остаться, но князь думал об ином. И почти не надеясь на достойный ответ, он спросил о принце.

— С принцем все просто, — отозвался Жан. — Он сейчас играет в воланы в спортивном зале, и если не ушел оттуда, уделит вам внимание.

И Жан, не добавив более ни слова, отправился куда-то в угол всего этого залитого солнышком зала, из которого уходить совсем не хотелось, хотя бы и складывались тут разговоры у князя не самым лучшим образом. Они прошли по каким-то коридорам, сплошь увешанным старыми доспехами, щитами и оружием, потом перешли в анфиладу комнат, забранную таким количеством шпалер, что они висели перекрываясь краями, как черепица. А затем все трое сразу оказались в зале, похожем на крытый манеж, казавшийся низким из-за своей ширины, по сравнению с которотым то место, где князь разговаривал с Темерией Унашитской представлялся чуть не обыкновенной комнатой.

Принц Бальдур ди'Парс действительно играл в воланы, и уже давно, настолько, что рубашка его потемнела от пота, да и к лицу его прилипли пряди темных волос, выбившихся из короткой косицы на затылке. Едва они появились, принц закричал, оказалось, он сделал очень удачный удар, и его противник, мальчишка едва ли не деревенской наружности, с отчаяньем закричал:

— Так нечестно! Я видел…

— Видел, только отбить не сумел, — торжествующе отозвался принц, повернулся к новым людям в зале и пошел к ним.

Перед князем и графом Семпером принц Бальдур все же посерьезнел, даже сделал попытку раскланяться, но ракетка для воланов не очень-то подходила для церемоний, она была слабой заменой положенной в таких случаях шляпы. Впрочем, принц мог бы раскланиваться и не снимая шляпы, подумал князь, кто знает все особенности протокола тут в Венсене. Они представились, принц присмотрелся к графу.

— Мы определенно встречались, — вымолвил он. Граф подтвердил. — А я-то думал, что вы оба из Империи.

— Не все, принц, — князь решил взять разговор в свои руки, хотя это было нелегко. — Но поверь, я выполняю волю короля, прямое его распоряжение.

— Тогда… я слушаю, кназ, — отозвался принц, довольный тем, что может так лихо вставить руквацкое словцо. Возможно, у него был даже хороший учитель руквы, вот только учился-то он все же неважно. Но князь уже привык, что его титул тут коверкается самым немилосердным образом.