Князь Диодор

За такое гостеприимство следовало отблагодарить не только звонкой монетой, но и разговором, и князь попробовал было с хозяйкой о чем-либо потолковать. Но она отвечала ему на таком странном и заковыристом феризе, словно бы князь действительно очутился в чужой стране, где об этом языке знали только то, что он где-то существует. Даже граф слушал ее, раскрыв рот, в котором была видна не до конца прожеванная яичница.

Должно быть князь тоже устал от немалой гонки по дорогам Парского королевства, потому что хотя еды оставалось еще немало на их столе, он почувствовал, что глаза слипаются.

Так уж получилось, что на втором, низеньком этаже харчевни было всего-то три комнаты для постояльцев, но потому что в средней текла крыша от чрезмерного снега, и так как больше других посетителей не было, их с графом положили в разных концах длинного строения харчевни. И замок в его комнате князю не понравился, он был, конечно, простой, вырезан в незапамятные времена каким-то местным умельцем из не очень даже прочного дерева, но все же как-то еще запирался.

Князь улегся и почему-то ощутил не клопов в тюфяке, а то, чего он опасался больше — запаха мышей. В этой низкой комнате, в которой приходилось и раздеваться согнувшись, с маленьким окошком, забранным расшатанным переплетом, постоянно дребезжащим от ветра, бьющего с юга, спать было так же трудно, как выполнять нудную и неприятную работу.

Или даже какую-то страшную работу, которая сопряжена не с риском для жизни, а с чем-то более скверным, может, с риском потерять себя, превратиться в ходячую куклу с широко раскрытыми глазами, бездушную и подчиненную чужой, холодной, враждебной воле, от которой некуда было бы спрятаться… Сон был хмурым, каким не бывает даже ненастье. Диодор почему-то понимал, что спит, и в то же время его голова работала, как заведенная нескончаемой пружиной детская игрушка. И даже мысли его стали такими же детскими, боязливыми, опасливыми… И не зря.

Он вдруг открыл глаза, перед ним в почти сплошном мраке комнаты, в котором он, тем не менее что-то видел, стоял кто-то еще, кто вышел, как бывает в детских кошмарах, беззвучно из темного угла комнаты. Только человек этот — да и человек ли? — держал в руке длинную, тонкую, как спица, рапиру, которая ощутимо упиралась в горло князя. Диодор попробовал подняться, вытащить спрятанный под подушкой верный свой четырехствольник, но не мог пошевелить даже рукой, тело отказалось ему подчиняться. И чем больше он старался, тем больше потел, но не больше… Это было ужасно, он даже понял, что еще немного, и у него начнет болеть голова.

Она уже сейчас болела, от этой способности видеть в темноте, от этого бессилия, от этой фигуры, что нависла над ним, от полной подчиненности… неизвестно кому.

— Слушай, имперская собака, — жестко прошептал неизвестный, — и запоминай, иначе я приду опять, где бы ты не находился.

От ужаса, охватившего его, князь хотел бы забиться в кровать глубже, но это было так же невозможно, как и достать пистолет.

— Минувшей ночью герцог д'Окр что-то вывез из своего замка, ты не должен ехать к нему… Груз был сложным, и при нем было много охраны. Для него даже выстроили специальную крытую повозку, в которую, помимо герцога, заглядывал только его маг.

Князь открыл рот, он хотел задать вопрос, хотя спросить что-то у этой фигуры было так же трудно, и даже нелепо, как спрашивать что-либо у волн моря или у самой смерти… И тем не менее, это ему удалось.

— Кто же грузил его?.. В крытую повозку?..

Темная фигура отшатнулась, и одновременно рапира, которая и так уже поцарапала горло князю между ключицами до крови, прижалась сильнее, значит, как-то очень отдаленно, словно бы и не он это придумал, этот некто в темноте опасается его, князя Диодора Полотича Ружеского! Это было открытие… Но и после него легче князю не стало, его подчиненность неизвестному посетителю ничуть не уменьшилась.

— Ты еще и говоришь… Грузили самые приближенные слуги герцога, но это неважно… Про его магические способности — ерунда, всем известно, что он не маг. Потому и истратил столько монет на волшебников.

Фигура стала чуть-чуть удаляться, вернее, таяла во тьме. Ужас от этого не стал меньше, дрожь прошла по телу князя, он и хотел бы остановить ее, и не мог этого добиться, тело предавало его, как и пистолет, который оставался под подушкой…

— Он погрузил магическую машину, которая управляет всем… в королевстве. Но из его дворца отсюда, из герцогства, она управляет хуже, чем может делать то же из Парса… Поэтому он везет ее в столицу. Ты понял?

Князь, как это ни нелепо звучит, устал от этой фигуры, устал бороться с собой, чтобы хоть что-то сделать, или хотя бы попробовать… Он снова закрыл глаза, острия у его горла не было, дверь тихо скрипнула, когда незнакомец уходил, переплет окна по-прежнему сильно и звонко бился от ветра… И все кончилось. Вернее, кончилась ночь.