Князь Диодор

— Ты вот что, любезная, наши господа имперцы, кажется, не хотят угомониться, и чтобы поддержать их силы, принеси-ка бутылку бренди, да выбери лучшего. И стаканчики не забудь, а то знаю я вас — не прикажешь, ничего как следует не сделаете.

Конюх разрывался на части, пробуя помогать Стырю, который обходил лежащих врагов, выискивая из них того, кто мог бы еще оказаться опасным, и чем-то помогая батюшке, который уже отошел от князя, и под не желающим стихать дождем присматривался к раненным, к которым его подзывал Стырь.

А ведь он не только раненых ищет, он раздумывает, кого можно будет потом еще и допрашивать, догадался князь. Молодец, настоящий боец и толковый, распорядительный служака. Нужно будет для него сержантское назначение выхлопотать, хотя… Иметь сержанта в денщиках — для сотника это как-то не сподручно, но что-то сделать для него придется.

А потом он еще разок осмотрелся, и поворачиваясь на одном месте на этот раз чуть не упал. Хорошо, та служанка, что с простыней носилась, поддержала его на пару с Крепом. И лишь тогда князь подумал, что они и на этот раз победили. Без дураков, одолели и победили тех, кто явился к ним с оружием в руках. Это было здорово, хотя ясности о том, какой они на самом-то деле понесли ущерб, еще не было. Но это можно было выяснять не торопясь, и конечно — с сознание того, что они несомненно живы.

19

Князь Диодор сидел в библиотеке, пил тихонечко тот самый бренди, серебряный стаканчик с которым ему всучила мейстерина. Нога начинала болеть все сильнее, он и хотел бы добраться до окна и еще разок посмотреть на двор, где теперь гомонили служанки, и что-то еще происходило, но не мог. Или не хотел, и позволил самому себя же уговорить, что это будет для него трудновато.

Но подниматься все же пришлось, потому что вдруг стало так тихо, что… В общем, можно было подумать, что враги опять вернулись. На этот раз очень удачно, потому что сражаться никто из имперцев больше не мог бы. Даже Стырь, который, похоже, пострадал меньше других, не был на это способен, хотя… Кто его знает? Князь все же дошел до окон.

Это были не враги, просто во двор медленно, осторожно, придерживая шпаги перед собой, входили городские мундирные стражники. И где-то за ними в бледноватом, как всегда бывает по утрам, свете факелов иногда промелькивал плюмаж их офицера. Они рассыпались по двору, лишь тогда у ворот оказался и сам офицер, князь не мог рассмотреть его перевязь, но и в темноте было видно, что это кто-то важный, чином не ниже поручика, а может, и сам капитан архаровцев Парса. Он стоял и ждал, чтобы ему кто-то объяснил, что тут произошло, разбираться самостоятельно в том, что он видел, этот чин, похоже, не привык.

Навстречу ему, покачиваясь, вышел… Густибус. Он был еще более сутул, чем обычно, голова у него была перевязана, рука тоже была притянута к груди какой-то белой тряпкой, но он был там, и это оказалось неплохо. И то, что он жив, усмехнулся про себя Диодор, тоже неплохо, без помощи этого невнятного, в общем-то, вздорноватого человечка было бы трудно.

В библиотеку грустно вошел батюшка. Его очечки были мокры от дождя, и он почему-то не хотел протереть стекла. Он помялся, подошел к князю, тоже сделал вид, что смотрит во двор, но определенно, ничего не видел.

— Дерпен плох, князь мой, — сказал он, впервые, кажется, на памяти Диодора употребив это вовсе не служебное обращение. — Очень большая потеря крови. Думаю, может и не выжить вовсе, если вдобавок к ранам, что я на нем нашел, у него еще и внутренние кровотечения остались. До них-то я добраться не умею, не хирург все же…

— Он воин, он должен… — Лишь тогда князь понял, что уговаривает или даже пробует приказывать не тому, кому следовало бы… Ну что толку рычать на батюшку, если Дерпен там, у себя… — А кстати, где он?

— Где же ему быть? У себя, в башенке, около него оставили одну из служанок посмышленей, она, вроде бы, его жалеет. Ухаживает, хотя… Нашу бы какую к нему, он же, если что-то и скажет, так она не поймет. — Отец Иона на миг задумался. — Впрочем, нет, женщина добрая, поймет, по глазам прочитает, чего ему надобно.

В дверь сильно стукнули, и почти тотчас вошел Густибус. За ним, действительно, с капитанской перевязью шпаги ввалился стражник. Оба были даже красны немного от пререканий, которые между ними, похоже, случились.

— Князь Диодор… — начал Густибус на рукве.

— Прошу говорить на том языке, которым здесь, в стольном городе Парсе принято изъясняться, — прорычал капитан местных архаровцев.

— Прошу садиться, капитан, — князь спокойно указал на диванчик перед тем низеньким столом, за которым они, бывало, так весело ужинали.

— Мне некогда рассиживаться, — буркнул капитан, и все же сел, даже ноги вытянул, и еще вполне сердито покосился на камин, который дымил, никак не собираясь разгореться.

— Отчего же вдруг — некогда? Как раз теперь время есть, — мирно сказал батюшка, и тоже присел сбоку.

— Я вижу, принц, что у вас тут настоящее сражение произошло. Я требую объяснений.