Князь из десантуры

Левинзон нетерпеливо потребовал вновь показать ему татуировку, убедился, что она никуда не делась, и облегчённо вздохнул. После он начал говорить – и говорил горячо, сбивчиво, перескакивая с пятого на десятое. Ходил по комнате, размахивал руками, и кобура всё так же била по колену. Я очень быстро потерял нить его пламенной речи (да и была ли она?) – просто наслаждался возможностью сидеть на стуле, а не валяться на сгнившей, пропахшей дрянью, соломе. Кроме того, мне был предоставлен стакан вполне приличного чаю, и даже с сахаром, и несколько папирос. Я с упоением затягивался хорошим табаком и гадал: когда же наконец маузер расколотит ему коленку в кровь?

Внезапно Левинзон обратил своё обезьянье личико ко мне и спросил:

– Ну так что, вы готовы сотрудничать?

Я чуть не поперхнулся чаем – мне стало вдруг неловко. Оказывается, всё это время комиссар вербовал меня, но я прослушал, для чего именно. Осторожно ответил:

– Несомненно, ваше предложение небезынтересно, но хотелось бы услышать подробности, господин большевик.

Левинзон сморщился, сплюнул прямо на затоптанные доски и пробурчал:

– Господа все давно на столбах висят или в канавах валяются, с распоротым брюхом. И вам, Ярилов, тоже там место, но мы готовы предоставить шанс искупить классовую вину. Не только остаться в живых, но даже стать одним из героев нового человечества!

Пока я гадал, откуда ему известна моя фамилия, комиссар опять начал нести ерунду, но теперь я вслушивался внимательнее. Что-то про восстановление исторической справедливости, про незаконченное восстание Спартака; про то, как не довели своё славное дело до конца Степан Разин и Емельян Пугачёв…

Я почувствовал: ещё немного, и страшные головные боли вернутся ко мне, утонувшему в потоке ерунды. Взмолился:

– Господин… то есть, гражданин комиссар, ваши исторические экскурсы забавны… извиняюсь – познавательны. Но какое отношение они имеют к моей скромной персоне?