Князь из десантуры

Очень мучила жажда. Я своими глазами видел, как некоторые бедолаги, близкие к помешательству, пили собственную мочу, не в силах больше терпеть. Регулярно наши конвоиры, напившись пьяными, вваливались ревущим по-скотски клубком и били пленных всем, что попадалось под руку – прикладами винтовок, ножнами, какими-то обломками земледельческого инвентаря, отрубали пальцы и уши, рубили несчастных наискось, от плеча до пояса, на спор, с одного удара шашкой. Тех, кто пытался кричать или сопротивляться – выволакивали на улицу, потом раздавался выстрел или несколько. Со временем большевичкам надоело однообразие, и они стали извращаться, выдумывая более сложные виды казней. Однако животному, тёмному их уму было далеко до утончённой изобретательности испанских инквизиторов. Обычно премерзко гогочущие пролетарии ограничивались тем, что забивали несчастному черенок лопаты в задний проход. А потом затаскивали умирающего обратно в узилище, сопровождая скабрезными, тупыми и невыносимо плоскими шуточками.

Когда я несколько оправился от контузии и смог передвигаться самостоятельно, переступая через живых и мёртвых, лежащих в мерзких лужах, покрытых толстым слоем обожравшихся мух, то сразу же высказал охранникам всё, что копилось во мне, пока я валялся в углу, в собственной моче и кошмарах.

– Милостивые государи, собратья по классу – по классу позвоночных, – начал я издалека, – когда первый в мире эмпириокритицист и рабочий человек Адам был изгнан из Эдема ради добычи хлеба насущного в поте лица своего…

Эти тупые скоты слушали меня, раззявив гнилые сивушные рты и пялясь бессмысленными зенками – видимо, моя манера говорить напомнила им комиссарскую, и они моментально впали в транс, столь привычный им. Я подробно рассказал им, как Каин изронил семя в кучу свиного навоза, отчего зародились их родоначальники – первые пролетарии; как совокуплялся пьяный сатана с бронепоездом, откуда пошёл есть товарищ Троцкий; как их пращур поменял последнюю щепотку мозгов на возможность надругаться над собственной матерью…