Князь из десантуры

Когда же грянет мой последний бой?
Его дождусь я – пусть пройдут века,
Чтоб, оставаясь навсегда собой,
Стоять под стягом главного полка.
Мой лук готов, надета тетива,
Друзья молчат. Лишь сбруи перезвон.
Давно уже все сказаны слова.
Когда начнётся мой Армагеддон?
И кони в нетерпении побьют
Копытами кровавый иван-чай…

– Воевода! Вставай, там галицкие уходят.

Дмитрий проснулся – сон распадался на куски, и только щека помнила ласковое прикосновение дедушкиной ладони. Схватил перевязь с мечом, выбрался из палатки. Сквозь плотный рассветный туман слышался топот копыт тысяч коней. Подвели Кояша – Ярилов вскочил в седло. Прокричал тамплиеру:

– Анри, поднимай и строй дружину. Я к реке, узнаю, в чём дело.

Пришпорил золотого жеребца. Скакал, уворачиваясь от шарахающихся теней – черниговская пехота двигалась к лодкам. Врезался в нестройную толпу половцев – кыпчаки свистели вслед, ругались. Нос к носу столкнулся с Котяном. Хан ощерился:

– Куда несёшься, как бешеный пёс? Хоть бы ты шею сломал.

Не обращая внимания на оскорбление, Дмитрий навис над Котяном, прокричал:

– Почему без великокняжьего знака пошли?! Чей приказ?

Котян подбоченился в седле:

– А твоё какое дело, русич? У нас князь свой, Мстислав Мстиславович. Что он прикажет – то мои багатуры сделают.

Ярилов выматерился, рванул к прибрежному холму. Угадал: там с ближними стоял Удатный. Князь балагурил, довольно оглядывая двигающиеся полки:

– Кто рано встаёт, тому бог даёт. Пока киевляне дрыхнут, мы всех татар побьём и добычу себе заберём, делиться не придётся. Или нет, пошлём Романовичу старую конскую попону: пусть свои древние косточки согреет.

Галицкие бояре захохотали.

Дмитрий, едва удерживая пляшущего от нетерпения Кояша, спросил:

– Что случилось, Мстислав Мстиславович? Почему раньше времени свою дружину поднял? Первыми должны половцы и черниговцы реку переходить, и только в полдень, по знаку от великого князя.

Князь галицкий ухмыльнулся, подошёл. Свита замерла в предвкушении. Мстислав похлопал ладонью по шее золотого жеребца. Нарочито удивлённо заметил:

– Вот ведь, сучье подхвостье, до чего несправедлива порой судьба! Такой великолепный конь, а хозяин его – пустое место.

Бояре захихикали. Ярилов, не поддаваясь на провокацию, повторил вопрос:

– Так что случилось, княже?

– О! Никак, пустое место заговорило? Слушай меня, тимошкина приблуда. Я, Мстислав Удатный, законный князь Галицкий, буду так воевать, как считаю нужным. И князья другие – и волынский, и черниговский, и прочие, – будут меня слушать и повиноваться. А половцы уже вброд Калку переходят, и ведёт их мой воевода Ярун. Хочешь – бери своих скоморохов, по ошибке названных дружиной, и догоняй. Я сегодня добрый. Может, какие огрызки из добычи подберёшь. Что ещё псу шелудивому нужно?

Бояре хохотали уже в голос.

Ярилов сжал челюсти, промолчал. Ударил Кояша под бока, прочь отсюда.

Мстислав подозвал иссохшего человека из своей свиты. Дырявый балахон болтался на Сихере, как на палке. Сдавил за локоть, прошипел:

– Ну что, шаман, долго ещё будешь зря княжеские харчи жрать и моей милостью пользоваться? Ты когда ещё должен был этого добришевского ублюдка своей костяной дрянью приколоть? Сколько ещё мне его выходки терпеть? Бери коня – и за ним. Пока туман, пользуйся возможностью. И, не сделав дела, не возвращайся. Иначе на кол посажу. Ну? Чего молчишь? Или от своей удавки на шее последний разум потерял?

Кыпчак стоял, покачиваясь. Посеревшая кожа, обтянутые скулы, глубокие чёрные круги под глазами: не лицо, а череп мертвяка. Молча развернулся, пошёл к коню.

Удатный сплюнул, прошептал:

– Угораздил меня чёрт с такой поганью связаться, тьфу. Будто только что из могилы вылез, червяков не отряхнув.

Подошёл к боярам, весело прокричал:

– Ну, чего притихли? На коня – и в бой! Покажем поганым, чего русская сила стоит.

* * *

Котяновские половцы под командованием Яруна клубились бесформенной массой, кошевые и куренные покрикивали на своё воинство. Наконец, поднялся в небо стяг воеводы; дрогнул, будто в нерешительности, и наклонился в сторону сторожевого монгольского отряда. Половцы завыли, подбадривая себя, рванулись, нахлёстывая коней нагайками. Кто-то, самый нетерпеливый, выдернул из колчана стрелу, пустил в направлении врага – и тут же засвистели, расчерчивая небо, тонкие древки. Взлетели в зенит, будто замерли в высшей точке. И, не в силах удержаться в синеве, клюнули наконечниками, устремились вниз с нарастающей скоростью.

Монголы дали ответный залп: вставали на дыбы раненые кони, сбрасывая седоков, но половецкая лава катилась безостановочно, под топотом тысяч скакунов дрожала земля. Монголы отходили; развернувшись в сёдлах, стреляли в преследователей.

Пока волыняне заходили справа, догоняя половцев, Удатный кричал на свою дружину, торопя: