Кто их считал? Сколько их, поверженных к ногам великого Чингисхана, народов? Сколько их, лёгших белыми костями на воспалённых, пропитанных кровью полях?
Сколько их, бестолковых вражеских полководцев, каждый раз с детской наивностью попадающихся на одни и те же уловки – ложное отступление, засада, фланговый удар по растянувшемуся, развалившемуся ради азартной погони боевому порядку?
Джэбэ деликатно кашлянул. Тоже почувствовал, что наступает самый важный момент сражения. Учёный араб, который прибился к монгольскому войску пять лет назад, глубокомысленно рассказывал о «золотом мгновении» боя, когда аллах раздумывает и решает, в чью пользу изменить равновесие.
Монголы не верят в аллаха. Они не ждут минуты, когда дрогнет коромысло и одна из чашей весов начнёт опускаться вниз по воле далёкого бога.
Они бьют по чаше стальным кулаком конных полков.
Субэдей-багатур улыбнулся и кивнул Джэбэ-нойону:
– Твоё время пришло!
Темник, не скрывая счастливого предвкушения, оскалился, издал радостный вопль и понёсся к своему отряду, нещадно хлеща коня плёткой. За ним едва поспевал нукер – бритый наголо кыпчак, подобранный этой весной в приднепровской степи. Лазутчики нашли его, привязанного к коню и истекающего кровью, близкого к смерти.
Но кыпчак выжил, а его воинская ловкость и знание языка русичей послужили причиной тому, что Джэбэ взял найдёныша в личную охрану. Многие уроженцы Дешт-и-Кыпчак пошли на службу в монгольское войско после того, как хан Котян бросил их и бежал под защиту своего зятя, Мстислава Удатного. Но этому степняку повезло больше других.
Темник обернулся и весело крикнул:
– Не отставай, Азамат! А то русичей на твою долю не хватит, всех перебьют без нас.
Длинный халат из сшитых шнурами железных пластин прикрывает полами ноги всадника и бока лошади. Шлем оснащён маской-личиной, имитирующей искажённое гневом лицо – немногие из тех, кто заглядывал в эти лица, остались в живых. Морда и грудь коня тоже защищены железом. Тяжёлое копьё, длинный китайский меч – это ударная конница Чингисхана.
Не обращая внимания на ливень половецких стрел, стальная лавина врубилась в котяновское войско, смяла, втоптала упавших в землю. Ставленник Удатного Ярун пытался организованно отвести своё войско, чтобы перестроить ряды и вновь броситься в бой, но воющие от ужаса половцы не слушались, разворачивали коней, уклоняясь от плётки полководца.
Ярун хлестал по плечам и спинам бегущих, кричал:
– Куда, сукины дети? Подыхать раздумали? Я вас…
И замолчал – длинное монгольское копьё полуметровым наконечником пробило галичанина насквозь.
Многотысячная масса растерянных степняков рванулась вслед за бежавшим первым ханом Котяном. Как весенняя дикая вода сносит мосты и плотины, разметала строящуюся для боя галицкую дружину.
В одно мгновение мощное войско превратилось в неуправляемую, испуганную толпу: никто не слушал приказов и не видел знаков, подаваемых княжеским стягом. Русичи вперемешку с половцами скакали к реке, стремясь раньше других достигнуть переправы, чтобы спасти жизнь – теперь навсегда уже опозоренную бегством с поля боя, но свою. Единственную.
Удатный пытался повести навстречу татарскому несокрушимому валу своих гридней: он бешено вращал чёрными глазами, кричал раззявленным ртом, рубил врагов до седла одним ударом топора, – но ничего не мог поделать, как одинокий валун не в силах остановить бешеное течение горной реки.
Кто-то, поражённый в спину, падал на продырявленную копытами землю; кто-то стоял на коленях, покорно ожидая смерти или плена; обезумевшие кони без седоков метались по полю.
Какой-то половец, потерявший в панике шлем, размазывал кровь по лицу и визжал, захлёбываясь:
– Монголы – не люди! Это демоны, упавшие с луны! Их не берут стрелы, о них ломаются сабли, их нельзя убить!
Черниговская пешая рать, прикрывшаяся огромными червлёными щитами в человеческий рост, выдержала первый наскок – Джэбэ вынужден был отвести орду, чтобы навести порядок в расстроенных погоней рядах. Это спасло многих, дало время на переправу через Калку бегущих галичан, половцев и волынцев.
Но фланги черниговцев никто не прикрывал, и следующий удар монголы нанесли, заходя справа и в тыл пешего строя.
Пехота была обречена. Мстислав Черниговский покинул седло, чтобы умереть пешим рядом со своими бойцами.
И в этот момент протрубил рог: маленький конный отряд вонзился в монгольский строй, готовящийся идти в последнюю, решающую атаку.
Впереди, на золотом коне, летел добришевский воевода, сверкающий шитым драгоценной нитью плащом. Высоко поднятый меч блистал, как молния возмездия.
Кто-то восхищённо выдохнул:
– Солнечный витязь!
Добришевцы были построены в три линии. В первой – самые опытные, на лучших конях, все в кольчугах, многие – в латах. Крепкое копьё прижато к правому боку, угрожающе качается в такт движению наточенное жало. Вторую линию составляли бойцы, способные стрелять на скаку – град стрел предварял атаку дружины. Остальные были в третьей линии, в любую секунду готовые заменить выбывших из боя.