Князь Изгой

— Ставр много чего говорит. Ты сам посуди, сколько та табуретка выйдет? Не меньше пяти резан. Разве селянин такую купит?

— Дык он и за виверицу удавится.

— Вот-вот, — добавил Добрын, — а зачем ему сей чудная скамья, ежели задаром любой пень можно в избу притащить?

— Потому и надо в городе продавать, тама голодранцев куда меньше, — не унимался Богдан.

— Не купит у тебя её никто из богатых. Для них треба стул со спинкой.

— То скамья, на которой сидим? Верно ли?

— Верно, Добрын, ныне на таких токмо графы, да короли иноземные сиживают. Ежели стул сей, богатой резьбой украсим, то, разумею продать можно.

— Так в чём же дело? Пошто медлить? — вспыхнул Богдан.

— Не готовы отроки к такой работе. Им бы опыта набраться, а главное по первой треба молот сделать, да прочие механикусы. Кто резаны Ипату отдавать будет, ты или я? — я грохнул кулаком по столу.

— Эх, княже, всегда ты так. И с плинфой то же говаривал. Верное то дело! Почитай в десять раз твоя дешевле нашей выходит.

— Она дешевле пока за даром отроков заставляем работать. Весной али в страду кто ту делать будет. Да и кто сей плинфой торговать даст?

— А лампа, лампа то? Злато дно!

— Ох, Богдан. Большие деньги к добру не приведут, попомни моё слово. Ведаешь сколько масла такая лампа тратит, а? Почитай на сколь сильней лампады горит, на стокмо и масла больше уходит.

— Это да. У нас то, в Ивани, с лучинами сидят. А боярам, да князьям…

— А боярам, да князьям лампа треба богата, серебром да каменьями отделанная. Перебил я его. — Ежели сладим, тогда и купят за добру цену.

Подошёл к полке и снял с неё лист, передал Богдану:

— Зри.

На картине, угольным карандашом нарисована классическая лампа Арганда на бронзовом штативе, с аккуратными резервуарами и подставкой, украшенной узором, сверху добавлен абажур в форме полусферы.

— Лепота!

— А теперь на это глянь.

В руки к Богдану попал ажурный, невесомый ковшик, сотканный из паутины серебряных и бронзовых нитей. Затейливый растительный узор и малые цветочки чем-то напоминали арабески, появляющиеся на окнах после крепкого мороза.

— Скань![2] — одновременно выдохнули оба гостя.

— Откуда сие чудо, княже? Коварных злакузнецов давным-давно под корень извели.[2]

— Почитай уже сотню лет, — пробасил Добрын. — Все в Орде сгинули.

— Нет в том большого секрета. Вальцы, что мы с тобой ладили, да доска персидская дают тончайшую нить, а я знаю особый металл, что те нити воедино соединяет. Посадил мальца, показал, как верно узоры крутить, а что вышло, и сами зрите.

Пока порядком ошарашенные гости молчали, достал малую полусферу, сформированную пластинками слюды:

— Бери-бери, не боись. Токмо поаккуратней. Под низ, под низ бери.

— Что же это за чудо невиданное? — Богдан аккуратно удерживал в руках невесомую конструкцию толстыми пальцами.

— А сам то, ужель не догадываешься?

— Лампу накрывать?

— Верно. Франки называют сию вещь — абажур. Ежели, по-нашему сие слово трактовать — сбивающая свет.

— Куды сбивающая то?

— Куды-куды. Ежели слюду мутную ставить, то от неё свет к низу пойдёт, а ежели прозрачную, аки слеза, то во все стороны.

— А ежели без ентого, как его…

— Абажура.

— Да, абажуру.

— Тогда пожар будет, али глаза слепить.

— А… вона что!

— Княже, — спросил Добрын, — Никак в толк не возьму, как же ты бронзу и слюду воедино соединил?

— Клей по ромейскому рецепту сварил, вот и весь сказ.

На деле клей этот ничего сложного не представлял. Требовалось только найти замену шеллаку. После нескольких проб, остановился на вишнёвой смолке. Изготовление несложное: две части смолы растапливаем и соединяем с одной частью скипидара. Получившийся прозрачный клей крепко соединяет слюду и металл. Главное не подвергать его действию открытого пламени, а то потечёт. Его и как лак можно использовать, надо только смолу почистить как следует. Раз про клей дело пошло, покажу им ещё одну придумку. Наклонившись, достал из-за кровати небольшое деревянное окошко в аккуратной раме. Фасад перекрывала сетка ромбов из тонких, деревянных, покрытых лаком дубовых плашек. Изнутри, на ромбик, приклеен квадратик слюды.[2] Смотрелось, в сравнении, со сшитыми из кусков окнами терема Ипата как небо и земля. На Руси похожие окна появятся лишь во времена Алексея Михайловича, аккурат с появлением европейского столярного инструмента.

— Богдан, ты ведь торгуешь слюдой. Смотри внимательно. Смотри и ответь, чем сие окно от прочих отличается.

— Лепота!

— В рамке доброй, — добавил Добрын.

Богдан же, взяв окно в руки, внимательно его рассматривал:

— Нитей нет. Ежели окна из мелкой слюды шить, то работа в половину цены встанет. Больно муторно дело. Слюды цельна прорва в отход идёт. Потому и не занимаюсь сим делом. Чуть не так, себе в убыток сработаешь.

— Верно, но токмо главного ты не приметил. Слюда на оконце втрое тоньше.

— Да ну?!

Он наклонился, взял его и посмотрел на просвет:

— Гляди-ка, и впрямь. А знамо ли тебе, княже, что слюда каждые лета темнеет. Ежели лист не отщипнёшь вовремя, ни видать, ни зги будет в то окошко. И на кой ляд тогда оно потребно? Так что, дурная придумка.