Князь Кий

— Совсем ослабел князь Добромир за эти дни…

— Я не о том. Князю — кукушка откуковала годы. Это каждому видно… Я про княжну — какая красавица! А?

— Конечно, красавица, — согласился Кий и вдруг почувствовал в сердце глухую тревожно щемящую боль. — Хорошая девушка!

Ему не хотелось говорить, и они шли молча.

Был ясный вечер, и солнце еще не село за лес. А Киевых глазах померкло, будто перед бурей, солнце поблекло и все вокруг стало каким-то серым, не интересным. Он корил себя. Почему молчит? Надо сказать княжичу, что он раньше заметил красоту девушки. Надо сказать, что то он с братьями спас ее от смерти или гуннской неволи, привез сюда, на Каменный Остров и предоставил убежище. Что девушка с первого взгляда понравилась ему, а она тоже заприметила его.

Но Кий молчал. Что сказать? Какое он имеет право на Цветанку? Что с того, что он спас ее и ее семейство? Разве на его месте этого не сделал бы первый попавшийся полянский воин? Ну хотя бы тот же Черный Вепрь? Бесспорно, сделал бы. Тогда почему же он считает, что отроковица-княжна должна принадлежать ему? Он спрашивал ее? Узнавал о ее чувстве? Заручился ее согласием?

Конечно, было бы неумно и жестоко сейчас, когда умирает ее отец, говорить с ней об этом. Поэтому и молчал.

А Черный Вепрь? Будет ли молчать он? Кажется, он не считается ни с чем!

* * *

На другой день, под вечер, в княжескую хижину забежала Лыбедь — в новой вышитой рубашке, со связкой красных бус на шее и золотыми пружинистыми кольцами на висках. Хорошая, радостная, улыбающаяся… Вместе с ней сквозь приоткрытые двери влетела песня:

А вже ж тего та Купайла ми діждалися,
а вже ж дши у віночки, ой, дід-ладо,
ой, дід-ладо, увібралися!

Цветанкина рука с кружкой воды для отца застыла в воздухе.

— Ой, Лыбедько, что это?

— Ты забыла — сегодня же святой Купала!.. Парни и девушки идут на Рось, в лес… На игрища!.. Пойдем с нами, Цветанка! И ты, Боривой! — защебетала радостно девушка.

Цветанка грустно глянула на исхудавшее отчее лицо. Взглядом показала на него:

— Как же я пойду?

Но князь, что, казалось, дремал, вдруг раскрыл глаза.

— Идите, дети! Идите! — сказал тихо.

— Отче, а ты? — кинулась Цветанка и поднесла ему кружечку с водою. — Как же мы тебя оставим?

— А чего вам около меня все время быть?… Мне стало лучше, ничего уже не болит, даже в груди перестало печь… Матушка посмотрит за мной… Идите!

Цветанка заколебалась, ей очень хотелось увидеть купальские игрища полян, там, наверное, будет Кий… Купала! Это веселый праздник бывает раз в году — на нем поют, играют, ребята выбирают себе невест…

Но — отец…

Выручил Боривой.

— Иди, сестрица, иди! А мы с мамой побудем здесь…

— Правда?

— А то ж — иди!

Цветанкины глаза засияли от радости. Деревянным гребешком быстро расчесала косы, заплелась, одела чистую рубашку и полянскую плахту[29], надела кораллы. Вышла из хаты — заглянула в деревянное ведерко с водой.

— Ой!

— Красивая! — засмеялась Лыбедь. — Лучшей и не найдешь!.. Кий увидит — замрет!

Цветанка покраснела.

— Ты думаешь, Кий… Лыбедь удивилась.

— А разве сама не видишь? Надо слепой быть, чтобы не заметить, как сохнет парень!

Цветанка вспыхнула и закрылась рукавом.

— Я не слепая… Но знаешь, как у нас, у девушек, — пока не скажет, все не верится…

— Наступит время — скажет!

Солнце опускалось за темную ребристую стену леса, и синяя тень упала на широкий серебристый плес реки. Повеяло прохладой.

Девушки спешили. Быстро пересекли остров, перебежали мостик и присоединились к группе девушек и ребят, которые шествовали со смехом и шутками к берегу Роси. По пути рвали цветы.

За несколько поприщ от Каменного Острова, на большой пологой опушке, уже бурлило купальское веселье.

Здесь собрались парни и девушки, отроки и отроковицы из многих окружающих — ближних и дальних — сел и поселков. Девушки, сбившись в небольшие кружки, сидели, словно стайки белых гусей, на зеленой траве, у реки, — плели венки из полевых и лесных цветов. А парни разделились на три группы: одна группа устанавливала посреди опушки, сделанное из дерева и соломы, идолище Купалы, второй — готовил идолище Марены, а третий — носил из леса хворост для купальского костра.

Лыбедь и Цветанка подсели к подружкам — начали и себе плести венки. Сплетя цветы, украсились ими.

— А теперь поведем хоровод! — позвала Лыбедь. — Все в хоровод!

С криком, смехом и визгом девушки вспорхнули с примятой травы и, встав кружком, взялись за руки, пошли в пляс, начали шутливыми песенками задевать ребят.

Ой, на горе, на горе крокис порос забрал черт ребят и в лес понес!

Услышав, как их презирают, ребята мгновенно бросили свое занятие, встали кружком, топнули ногами.

Ой, на горе-горе крокосица!

Ухватил куць девушку да и носится!

Девушки негодующе завопили, но пошли ребятам навстречу. Оба хоровода медленно сближались. Раздавались шутки, смех, веселые возгласы. В конечном счете сошлись — ребята расступились и охватили девичий круг своим кругом так, что оба идола — Купалы и Марены — очутились внутри хороводов.