Князь Кий

- Прими её, каган, вместо Гонории, - сказал папа. - Чтобы спасти Рим, эта дева добровольно согласилась пойти за тебя замуж… Погляди, разве такая юная красавица не стоит десятка перезрелых тридцатилетних принцесс?

И Аттила, и его приближенные даже рты пооткрывали от удивления: такой красы никто из них отроду не видывал.

- Как звать тебя? - спросил каган.

- Ильдика.

- Ильдика! Как хорошо и приятно звучит твоё имя!… Ты и вправду согласна пойти за меня…

- Да, - поспешно ответила девушка. - Если ты оставишь в покое Рим и уведёшь свои войска из Италии…

И она, не отводя взора, посмотрела на грозного владыку своими прекрасными голубыми глазами.

Зачарованный её красотой, смелостью и самоотверженностью, Аттила принял дары, заключил с папой мир и возвратился с войском в свою столицу.

И там устроил пышную свадьбу.

На радостях одарил всех риксов, князей и вождей, которые ходили с ним в поход, богатыми подарками. Кого золотом, кого серебром, кого дорогой ромейской одеждой и драгоценностями, а неженатым и вдовцам отдал в жены своих незамужних дочерей.

Князь Божедар, к тому времени вдовец, тоже получил в жены дочь кагана.

Для воинов забили тысячу быков - пусть каждый ест, пьёт и на всю жизнь запомнит тот день, когда женился на прекрасной Ильдике грозный Аттила!

Приглашённые были приняты во дворце. Там рекою лилось дорогое ромейское вино, ковшами черпали из бочек хмельную сыту, сваренную из словенского мёда, да пиво готов - бро, тоже из словенского ячменя. Вдосталь было и прохладного кумыса, и любимой гуннами бузы, приготовленной из пшена.

Все пили и ели вволю.

Свадьба длилась до позднего вечера. Звучала музыка, опьянённые гости горланили песни и танцевали так яро, что их крики, галдёж и топот были слышны по ту сторону Тисы.

Больше всех веселился сам Аттила. Он сидел с Ильдикой под шёлковым опахалом, которое держали над ними рабы, весёлый, словно помолодев. Не отклонил ни одной чарки, не отказался ни от одного вкусного блюда. Пел и танцевал наравне с молодыми. Его жирное круглое лицо стало медно-красным, узкие глазки сверкали, а реденькая седая бородка прилипла к потной морщинистой шее.

Вокруг него сидели его жены, сыновья, дочери, внуки и внучки. Среди сыновей выделялись любимцы кагана - Эллак, Эмнетзур и Эрнак, которые сами уже были каганами в своих племенах и, втайне, жаждали верховной власти.

Они пришли со своими жёнами и детьми и, сидя между знатными гуннами, следили, чтобы всего подавалось вдоволь.

Усталые рабы и рабыни, слуги и служанки, едва успевали убирать опустошённую посуду и приносить всё новые и новые яства и напитки.

Наконец, Аттила заявил:

- Хватит! Нам с Ильдикой пора отойти ко сну! А вы гуляйте! Пусть музыка и песни не утихают до самого утра!

Взяв молодую жену за руку, он тяжело поднялся и повёл её в свою опочивальню.

Всю ночь не утихало то свадебное торжество. При свете свечей и факелов гости ели, пили, пели, пока не заснули там же, во дворце кагана, где кому пришлось.

Взошло солнце. Изнурённые слуги прибрали заваленные объедками столы, расставили на них чистые тарели и чаши, заново наполнили из бочек корчаги вином, пивом, сытой и кумысом. Просыпались риксы, князья, старейшины и вожди - тут же начинали похмеляться.

А каган всё никак не выходил из опочивальни.

Поначалу это никого не тревожило: дескать, отдыхает старый после чрезмерных излишеств.

Но когда солнце, поднимаясь выше и выше, прошло за полдень, присутствующих обуяла неясная тревога. Почему не выходит каган? Почему не появляется его молодая жена?

Первым бросился к закрытым дверям Эллак. Постучал, потом стал дубасить в них кулаком. В ответ ни звука.

- Ата, открой!

Никакого ответа.

Вмиг утих застольный шум. Прекратились разговоры. Замер дворец кагана. Перепуганные родичи кагана, придворные и челядь толпились возле дверей опочивальни…

- Ломай!…

Выбили тяжёлые двери. Толпа ворвалась в просторный покой. И внезапно все остановились, потрясённые тем, что открылось их глазам.

Жуткая тишина зависла во всём дворце. Не стало Аттилы! Не стало того, кто многие годы наводил ужас на весь мир! Кого все боялись и ненавидели, как бешеного волка. Кого называли «отцом гуннов», славнейшим и мудрейшим, а за глаза проклинали самыми злобными словами и кому желали самой лютой смерти.

Теперь он лежат неподвижно - такой маленький, невзрачный, никчёмный.

Но его боялись и мёртвого. И все со страхом смотрели на бездыханное тело.

А где же Ильдика? Где молодая жена кагана? Может, это она зарезала старого мужа?

Нет, всем было ясно, что Аттила умер своею смертью. Когда он сверх меры объелся и опьянел на пиру, а потом, спустя считанные минуты, добрел до спальни и лёг на ложе навзничь, кровь из носа хлынула не наружу, а внутрь, в горло и задушила его. Перепуганная же Ильдика забилась в угол и там, накрывшись ковром, проплакала в страхе и продрожала всю ночь…

Похороны были на третий день.