Князь Крымский, и прочая, прочая...

— У меня к вам еще одна просьба. Скорей всего завтра французы попросят перемирия, дабы собрать своих убитых. Найдите у себя трех — четырех офицеров пошустрее. Когда французские господа со своими солдатами объявятся на поле для сбора убитых, попросите наших молодцов невзначай при беседе с французами обронить фразу, дескать такие огромные потери не случайны. Мол, мы знали, что англичане первыми в атаку не пойдут на правом фланге. Поэтому мы все войска и пушки оттуда сняли и переправили сюда для полного избиения в полное мясо французов и турок. Мол, так и получилось. Англичане даже не почесались, когда наши батальоны галлов и турок убивали беспощадно.-

— Таким образом, внесем раскол в ряды союзников, — кивнул головой догадливый полковник, — между ними начнется недоверие. А нам это на руку. Есть у меня на примете такие сорванцы. Уверен, у них получится свалять ваньку.-

— Совершенно верно. Только пусть не переиграют. Пусть будут усмешки, ужимки, настоящее хвастовство победителей над неудачливыми побежденными. Нам придется использовать любую возможность для дезорганизации неприятеля. Выбирать нам не приходится. Иначе потерпим поражение. На войне как на войне.

Вполне ожидаемо к вечеру появились французские парламентеры. Судя по мрачным физиономиям, было понятно, что они потрясены своими потерями. Попросили два дня для погребения павших. Мы, как культурная нация не отказали им в этом. Нам в радость, а им в печаль. На поле битвы наши команды собрали шесть с половиной тысяч ружей. Из них две тысячи штуцеров с солидным огневым припасом. Трофеи знатные. Наши солдатики не скрывали своей радости, в отличие от союзников. Все таки, первый бой мы выиграли. Потери у нас самые минимальные. Правда, мы у противника в основном выбили зуавов и алжирцев, более пяти тысяч. Жалости к ним у меня не было никакой. Сидели бы в своих шатрах и любовались на верблюдов, гуляющих по пустыне. Так нет, захотелось денежку на службе заработать. А сколько у союзников раненых, можно только предполагать. Судя по всему число также не малое. Ущерб солидный на первый же день сражения. Плюс к этому два потопленных на минах паровых фрегата. Если их не разобьет штормами, то на мелководье можно легко поднять и ввести в строй.

Скорей всего оружие роняли и раненые. На левом фланге наши потери составили около пятисот убитых и восемьсот раненых. Лично для меня большие потери, но офицеры штаба заверили, что по такому сражению на фоне потерь у противника форменный пустяк.

Молодые офицеры, командированные для проведения информационной диверсии развернулись во всю ширь дворянской души. Они заметили, как один из французов внимательно прислушивается к их беседе. Похоже, тот понимал русский язык, как после оказалось, «француз» оказался поляком. В свое время тот служил в русской армии, но перебежал на сторону европейцев. Перед ним наши и разыграли комедию, когда принялись между собой нарочито громко обсуждать англичан, которые подставили самым мерзким образом «континенталов». Офицеры незаметно наблюдали за ним. Поляк не выдержал, и тут же пересказал французским офицерам суть беседы русских. Те не скрывали своих эмоций. И без этого от учиненного нами побоища у них настроение было никудышным. Трупы своих павших они убирали два дня. Перетаскивать через Альму еще то удовольствие. Мы демонстративно на виду у похоронных команд противника начали возводить на левом фланге дополнительные укрепления и новые батареи. Я был совершенно уверен, что о подслушанной беседе наших «агентов черного пиара» тотчас доложили Сен — Арно, а солдатский испорченный телефон разнес новость о мерзком поступке островитян среди французского воинства. Если еще раз нам удастся подловить спесивых британцев на подобной оплошности, то недоверие лягушатников к своим союзникам будет уже рефлекторным. Вроде бы пустячок, а приятно!