Князь Лавин

В его юрте кто-то был, – Илуге понял это по пробивавшейся полоске света у входа, и сердце Илуге затопила благодарность. Баргузен, Дорган и куаньлинский пленник, расседлав коней, вошли следом.

Янира и Ицхаль сидели рядом у полупогасшего очага. Мясо в плошках, явно приготовленное к праздничной встрече, давно остыло, однако чайник слегка дымился. Обеим хватило одного взгляда на его лицо.

Он шагнул вперед, поклонился онгонам. Молча сел. Принял из рук матери чашку. Баргузен, как ни в чем не бывало, уселся рядом, сверкнул глазами на Яниру. Дорган и куаньлин неловко топтались у входа. Илуге махнул им: садитесь, мол.

– Что так поздно? – одна бровь Яниры дернулась вверх, губы понимающе изогнулись.

– Отстань, – буркнул Илуге угрюмо, но не обидно.

Горячий горьковатый напиток растекался по телу теплом.

– Я бы не хотела сейчас тебя тревожить, – начала мать, и было что-то в ее тоне такое, что Илуге сразу подобрался. Да, и Джамцо с ней нет, хотя обычно она всегда старалась приносить его Илуге, просила подержать его, поиграть, словно надеялась завязать между братьями узы крови. Напрасно. Илуге не то что бы не любил малыша, – просто тот был чем-то совершенно ему чуждым, словно диковинный ручной зверек. Впрочем, быть может, это оттого, что он вообще не знает, как обращаться с маленькими детьми?

Илуге покосился на сидевших вокруг и, крякнув, поднялся. Ицхаль вышла следом как была – в одной безрукавке. Илуге потянулся было, чтобы скинуть шубу, накинуть ей на плечи, но мать подняла тонкие пальцы: ах да, она же туммо – владеющая внутренним огнем. И не только. Илуге даже прикусил язык, настолько ему хотелось спросить мать кое о чем.

Однако ее слова разом заставили его собраться. Гхи. Илуге имел с ними дело всего один раз, но этого ему было более чем достаточно.

– Это удивительно, – медленно выговорил он, когда Ицхаль закончила свой рассказ, – Зачем он приходил?

– Не знаю, – мрачно ответила Ицхаль, – Но… Не для того, чтобы убить меня или Цаньяна. Быть может, за тобой. Снова.

– Почему сейчас? – она, Ицхаль Тумгор, знает о мотивах своего брата, князя, намного больше.

– Возможно, что-то все это время…отвлекало его, – Ицхаль охватила себя руками, глядя на ровные столбы дымков, поднимавшиеся над юртами к нарождающейся луне. Илуге молча разглядывал ее точеный профиль.

– И ты не воспользовалась…своей силой? – он все же спросил это. Спросил.

Зеленые, раскосые, – такие же, как у него самого, глаза казались бездонными.

– Илуге, – тихо сказала мать, – Я думала, ты уже начинаешь понимать.

– Что именно?

– Ты задал вопрос не о том, – она покачала головой, – На самом деле, ты ведь хотел знать, отчего я, Ярлунга, – та, чьи желания сбываются, не пожелала своему сыну безоговорочной победы?

О, как же с ней трудно!

– Отчасти, – выдавил Илуге.

– Илуге, – она взяла его за руку, и от ладони к локтю, а потом дальше по плечу прокатилась приятная щекотка, – Желание должно быть настоящим. Признаться, в это время я, будто простая скотница, могла желать только одного: чтобы вы оба, ты и Янира, – остались живы. Живы. Остальное было неважно.

Илуге вспомнил один из самых неприятных моментов боя, когда хуа пао, казалось, летит прямо на него. Снаряд пролетел у него над головой, обдав ужасающей волной жара, и взорвался в пяти корпусах позади. Разорвав троих, шедших за ним следом, в клочья. Унда был четвертым – единственным, кто не умер сразу.

– Прости, – он выговорил это с трудом.

Отношения между ними все это время были натянутыми и странными. Будто они оба, если и хотели сказать друг другу что-то очень важное, то не могли. Илуге, привыкнув с детства ни на кого не рассчитывать и ни от кого (кроме Яниры) не зависеть, иногда просто не знал, о чем люди говорят с матерьми. Тем более – с такими. Иногда она казалась ему ужасающей, иногда – чужой, но всегда – недосягаемой. Ледяная принцесса из колдовских гор, такая молодая. Женщины степей, имея взрослого сына-воина, уже к сорока годам в большинстве своем выглядели старухами. Их следовало защищать, беречь, уважать, но никогда… опасаться.

– Я думала, что ты сам скоро поймешь это, – мягко сказала Ицхаль. Ее рука была теплой и мягкой, и это прикосновение странно трогало какие-то глубокие струны в его душе, – Власть, словно обоюдоострый меч, имеет два лезвия. На одном – твои желания, на другом – их последствия. Хороший воин не достает меча без крайней необходимости.

Это было, пожалуй, ему более понятно. Но не совсем. Не совсем.

– Такая необходимость была. Была!

– Возможно, – длинные светлые пряди волос упали, скрыв ее лицо.

– Пожелай теперь, чтобы мы нашли выход, – хрипло прошептал он, – Потому что, – я чувствую! – от этого зависит судьба Великой Степи. И не только, ты ведь знаешь.

Пальцы, мягко охватившие его запястье, слабо дрогнули.

– Знаю, – так же тихо произнесла она, – Это словно раздвигать бесконечные слои черных шелковых знамен. И за ними – предопределенность всего под небесами. Я – всего лишь орудие, мой мальчик. Щепка в водовороте.

– Иногда и маленький камушек может разрушить город – если он лежит на вершине горы.