Князь лжи

Как тысячи шепотков, сливающихся в единый голос. Я почувствовал пробуждающийся внутри ужас. Не тот, который затмевает разум, — это был ясный, пронзительный, холодный страх, высвечивавший всё в настоящем свете. Я понял: каким-то образом цитадель живёт своей собственной жизнью, у неё есть мысли — разорванные, бессвязные мысли умирающего, застывшего на границе между жизнью и смертью. Страх вошёл в мою грудь, как игла в тело насекомого, пришпиливаемого к листу толстой бумаги; как насекомое, я бездумно боролся с ним, не понимая его природы, но зная — этот страх не мой; каким-то образом он стал моим, но принадлежал не мне. Впрочем, возможно, «страхом» называла это моя человеческая природа, но что такое было это ощущение само по себе, было неведомо мне так же, как насекомому неведом смысл металлической иглы.

Жеребец Эдрика, Светляк, вот-вот был готов понести, только железная воля и мастерство наездника заставляли его идти смирно. Ягодка доставляла мне меньше хлопот — заклятья удерживали её в моей власти лучше, чем поводья. Несмотря на борьбу со Светляком, Эдрик, кажется, сумел каким-то образом понять, что со мной творится что-то неладно; во всяком случае, во взгляде, брошенном в мою сторону, читался вопрос.

— Ты… ничего не чувствуешь? — Недоумения во взгляде прибавилось. Я заставил себя продолжать. — Никаких… голосов?

Он покачал головой. Возможно, он воспринимал это иначе. Возможно, не воспринимал вообще.

Отец…

Налетел ветер, он был густым и чёрным, как патока. Свет смешался с тенью, всё смазалось. Я услышал, как заржал Светляк — Эдрик всё-таки не сумел удержать его. Потом я увидел, как летят в воздухе гибкие, похожие на пиявок длиной в руку, тени. Они были живыми. И голодными. И наше внутреннее тепло было их пищей.

Я поднял руку и произнёс заклятье, но что-то разрушило его прежде, чем я успел закончить. Всё было так, как во время моего поединка с чародеем у брода, только теперь кто-то более искусный, чем я, играл со мной. Так же, как я играл с ним. Ягода захрипела и стала падать на бок. Я успел высвободить ногу из стремени — и только. Тело лошади придавило меня. Тени скользили всё ближе, в любую секунду та или другая могла войти в моё тело так же, как одна из них вошла в Ягодку, и поглотить мою жизненную силу так же, как её. Так же, как поступал я с обыкновенными людьми во время своего долгого пути из Алмазных Княжеств…

Скрипя зубами от боли, пытаясь выбраться из-под лошадиного трупа, я случайно посмотрел вверх — и увидел его. Он парил передо мной на расстоянии не более пятидесяти футов, похожий на чёрную звезду, от лучей которой истекали ветра, несущие в себе семена живых теней. Его окружало подобие тёмного облака — странной, искажающей пространство, магической сферы, в которой циркулировали ветра, прежде чем вырваться наружу. Я знал, что защищаться бесполезно — кадёт неизмеримо превосходил меня и в силе, и в мастерстве заклинаний — но предпринял ещё одну попытку возвести между нами заслон. Ветра поглотили его ещё до того, как он был закончен.

Кадёт медленно приближался. Он излучал страх, но иной, чем тот, что я ощутил при въезде в крепость. Дикий, звериный ужас, слабость, бессилие жертвы — всё это, как мутная волна, захлёстывало моё сознание. Как ни странно, единственным надёжным островком в этом шквале оставался тот, второй страх, ясный, как чистый ледяной свет. Я даже по-прежнему слышал шепотки, хотя сейчас, казалось бы, наименее подходящее время, чтобы внимать им. Я не заметил, когда они изменили своё бормотание. Теперь они рассказывали про свою родительницу.

Мать… Мать с нами…

Кадёт навис надо мной. Я ощущал себя так, как будто меня вдавливал в землю многотонный валун. Шэ, моё жизненное тело, было готово вот-вот лопнуть от одного его присутствия, и скрепы Тэннака трещали по швам. Ему будет совсем нетрудно расправиться со мной. Я и так уже почти мёртв.

На несколько секунд он застыл. Ощущение присутствия стало невыносимым. А потом… потом…

Это было похоже на стрелу света. Или молнию. Что-то стремительное, неуловимое для глаза возникло в поле моего зрения и вонзилось в чёрного призрака. Проходя через магическую сферу, окружавшую кадёта, оно даже не замедлило движения, как будто было неуязвимо для любой магии. Мир содрогнулся. Я услышал вопль, заставивший меня скорчиться на земле в позе эмбриона. Ветра рассыпались, и живые тени в страхе метались по воздуху, более уже не помышляя о пище. Призрак распадался, чёрная звезда таяла в воздухе, на её месте висел сверкающий крестообразный предмет. Через секунду я понял, что это не крест, а меч.

Лезвие синеватого цвета ловило те крохи света, которые ещё оставались в воздухе, и, отражая, многократно усиливало их. Длинное перекрестие, в точке соединения клинка и рукояти — сапфир. Ещё один синий камень, большего размера, помещён вместо набалдашника.