Князь мертвецов (СИ)

— Я тоже вас дразнить не буду, когда вы конфет попросите! — оторвалась от Мити Алевтина. — Просто не дам — и все!

— Алевтина! Плохо быть жадной!

Мите надоело: воспитанием друг дружки сестрички Шабельские могут заняться и без него.

— Здравствуйте, Ада! — громко сказал он. — Алевтина… Капочка и Липочка… о, кстати, Ингвар! Вам передавали поклон. Некий гимназист Гирш.

— Захар? — проворчал Штольц, поднимая голову от гибкой трости, на которую тщательно, кольцо за кольцом, наматывал блестящую медную проволоку. Хмуро поглядел на сестер. Можно было подумать, что недоволен вторжением в свою вотчину, но Митя-то знал — Ингвар страдает, что здесь нет златокудрой Лидии. Митя же отсутствию старшей из сестер был откровенно рад. Лидия казалась девушкой с умом и хорошим вкусом — когда летом в имении отвергла Алешку Лаппо-Данилевского и приняла Митины ухаживания. И что же? Стоило вернуться в город — и Митя увидел ее снова с Алешкой под руку!

— Кажется, Захар, — согласился Митя. — Он с приятелем из вашего реального училища — неким Христо Тодоровым — изволили ссориться с Алексеем Лаппо-Данилевским.

— Митя кривится! — прокомментировала Липочка (или Капочка?)

— Митя злится! — подхватила ее сестричка.

— Ревнует? — близняшки переглянулись.

— Этот ваш Алешка — противный! Ревновать его еще, — неожиданно фыркнула Алевтина. — А Лидка наша — дура! — с явным удовольствием заключила она и по-хозяйски взяла Митю за руку.

— Аля! — снова протестующе вскричала Ада.

— Эммм… Даа… — Митя попытался высвободиться из цепкой хватки слегка липкой от сладостей ладошки.

— Да? Вы согласны, что Лидка — дура? — ехидным хором повторили близняшки.

— Да, и вот еще что, Ингвар! — торопливо выпалил Митя и покосился на бандиток торжествующе — не подловите! — Ваши приятели пригласили меня завтра на… как его… кружок! В квартире над лавочкой.

Наполовину обмотанная трость едва не вывалилась из рук Ингвара. Ада дернулась. Оба во все глаза уставились на Митю.

— Вас — на кружок? — недоверчиво повторила Ада.

— В этом есть что-то необычное? — рассеяно поинтересовался Митя — высвободить руку почти удалось, но Алевтина тут же ухватилась покрепче.

Ада и Ингвар переглянулись.

— Не ходите, — наконец проворчал Ингвар, снова принимаясь за трость. — Вам не понравится.

— Я люблю светские вечера.

— Вечер будет отнюдь не светским. — Ада оскорбленно поджала губы. — Там обсуждают серьезные вопросы, а не танцуют или играют в фанты!

— Неужели барышни даже не наряжаются? — вполне искренне удивился Митя.

Ада покраснела. Сперва горячечными пятнами вспыхнули щеки, потом лоб, закраснелся даже кончик носа! Глаза за стеклами пенсне стали несчастно-беспомощными, она стрельнула быстрым вороватым взглядом в сторону Ингвара.

Ингвар на нее не смотрел. Все смотрели на Аду — и Митя, и сестры: сочувственно, с интересом, чуть-чуть ехидно… Только Ингвар продолжал заниматься тростью и, кажется, даже тихонько насвистывал.

И тогда Ада решилась! Щеки у нее стали совершенно свекольными, но глаза под пенсне — беспощадными и одновременно обреченными, как у воина, идущего в последний, безнадежный бой.

— А вы… вы пойдете, Ингвар? Мы… мы могли бы…

Она хотела сказать: «Мы могли бы пойти вместе». Она хотела сказать: «Вы могли бы меня проводить». Зайти к Шабельским, попросить разрешения, чинно, под руку, проследовать по улице до этой самой лавочки и пусть это их… суаре (в квартире над лавкой, помилуй Предки!) не слишком презентабельно, но все же, все же… Учитывая, что это Ада и Ингвар.

— Не пойду. Надоела болтовня, — буркнул Ингвар, не поднимая головы и продолжая интересоваться полуобмотанной тростью больше, чем Адой.

Критически прищурившись, Митя поглядел в обтянутую привычной рабочей блузой тощую Ингварову спину. Ада, на Митин вкус, не эталон барышни, но право-слово, Ингвар и ее не заслуживает! Дундук германский.

— Там действительно довольно скучно, — наконец заговорила та, чей голос единственно Митя и хотел, наконец, услышать.

Мягко ступая, Митя подошел к застывшей рядом с паро-котом тоненькой девичьей

фигурке.

— Здравствуйте, Митя, — не оглядываясь, почти неслышно прошелестела она.

— Здравствуйте, Зинаида, — также неуверенно ответил он.

Они поссорились тогда, месяц назад: по-глупому, почти случайно. И Зинаида — сама, первая! — намекнула на примирение! И он бы пригласил ее на танец, и конечно, они бы поговорили. Но когда узнаешь, что, упокоив мертвое и убив живое, ты не оставил шансов на жизнь и себе, а первую кадриль танцуешь со своим возможным палачом… Как-то вышибает из памяти, что тебя ждет девушка. Тогда он просто ушел с бала, не попрощавшись. Это еще больше испортило отношения с отцом, а к Зинаиде он не подходил и сам — навряд ли девушка, первая сделавшая шаг к примирению после ссоры, простит, что ею пренебрегли. А объяснить он ничего не может!

— Я хотела поблагодарить, что вы забрали моего бедного котика с той дороги, — почти шепотом, так что приходилось прислушиваться, пробормотала она.