Князь мертвецов

«А ведь ему шил кто угодно - но не Йоэль! Если всё получится, только у меня будет гардероб от альва-портного, в жилах которого течет кровь старших детей богини Дану! Тут не то, что Алешка, сам младший князь Волконский от зависти изойдет!» - Митя заулыбался еще радостнее.

Алешка при виде его счастливой физиономии насупился:

- Неужели тоже радуетесь указу государя? Или что приняли его только сейчас?

«У тебя никогда не будет шитых альвом сюртуков!» - мысленно повторил Митя, и даже веки прикрыл, упиваясь сознанием своего превосходства. - «И я позабочусь, чтоб ты прочувствовал это во всей полноте прежде, чем уничтожу тебя окончательно!»

Двое других: смуглый кудрявый гимназист и широкоплечий реалист, в чистых, но при том весьма поношенных форменных мундирах, были бы Мите и вовсе не интересны, если бы не их явное противостояние с Лаппо-Данилевским.

- Господа, если уж Алексей не удосужился нас представить, позвольте, я сам... Дмитрий Меркулов. - он резко, почти по-гвардейски, наклонил голову.

- Тысячу извинений, Митя, я должен был сообразить, что знакомство с сыном еврейского сапожника вас порадует, - ехидно протянул Алешка. - Захар Гирш, ученик шестого класса гимназии. Пока еще... - многозначительно добавил он.

«Сапожника? - в смятении подумал Митя. - В Петербурге я, конечно, был знаком с парой сапожников, но это знакомство касалось только и исключительно сапог. А не вот так, представиться как равному.»

- А вы, значит, сынок полицейского. - скривился гимназист. Его знакомство, кажется, тоже не порадовало.

Алешка аж прижмурился, как довольный кот:

- Уверен, вы найдете много общего! - сладко протянул он. - Ведь если бы нынешний указ государя приняли раньше, никаких господ... - последнее слово он будто выплюнул, - Меркуловых и вовсе не было!

Митя внимательно посмотрел на Алешку. А может и ладно. Ну - смерть. Что такое собственная смерть в сравнении с возможностью совершенно законно и безнаказанно убить эту наглую тварь? Можно даже не сразу, язык сперва оторвать... Еще что-нибудь... Послушать, как он визжит... Полюбоваться, как ползает, заливаясь кровью... А потом...

Алешка почему-то нервно сглотнул и перехватил трость, будто собираясь отбиваться.

- Алексей имеет в виду новый указ, - отрывая Митю от мечтаний, вмешался гимназист Гирш. Губы его кривились в гримасе: то ли болезненной, то ли презрительной. - Господин министр просвещения Делянов предложил, Его Императорское Величество государь-Даждьбожич... - в титуловании слышалось отчетливое презрение, - изволили согласиться! - он вытащил зажатую подмышкой газету и с выражением зачитал, - «... директорам гимназий и прогимназий при приёме детей в учебные заведения учитывать возможности лиц, на попечении которых эти дети находятся, обеспечивать необходимые условия для обучения...»

- Да-да, - Алешка закивал, став удивительно похожим на тетушкиного любимого китайского болванчика - фарфорового уродца с качающейся головой. И продекламировал. - «Taким образом, гимназии и прогимназии освободятся от поступления в них детей кучеров, лакеев, поваров, прачек, мелких лавочников и тому подобных людей, детям коих… - и Алешка торжественно, отделяя одно слово от другого закончил, - вовсе не следует стремиться к среднему и высшему образованию»!

-А вы, Алексей, похоже, наизусть выучили. - сказал - как сплюнул - Гирш.

- Гениальные слова не худо и запомнить, - с явным удовольствием парировал Алешка. - именно после таких деяний осознаешь величие и мудрость государя! Так что готовьтесь к исключению, сударь Гирш!

На скулах гимназиста вспыхнули алые пятна, и он шагнул к Алешке. Мысль о скорчившимся на мостовой Алешке, которого месят тяжелыми сапогами, пошитыми Гиршем-старшим, была приятной, но увы, бесперспективной. Начнется драка, прибежит городовой, а Мите сейчас вовсе не нужно лишнее внимание

- Почему вас это волнует, Алексей? - Митя снова будто невзначай вклинился между ними. - Вы ведь, кажется, на домашнем обучении.

- Господин Лаппо-Данилевский-младший в позапрошлом году был у нас вольнослушателем в гимназии. Но предпочитал покидать класс через окно и посиживать в кофейне, - усмехнулся Гирш.

- Алексей, так вы бездель... бунтарь? - вздернул брови Митя.

Лаппо-Данилевский скроил высокомерную мину:

- Мы с отцом решили, лучше будет, если я стану заниматься на дому. Я ведь, знаете ли, еще и в делах ему помогаю.

«Знаю» - Митя хорошо помнил, как легко и просто их с отцом приговорили к смерти в зубах восставших мертвецов - и не Алешкина вина, что не вышло, тот старался. Хотя сам, своими руками, пока не убивал: темной дымки, отмечающей убийц, на нем не было. Вот ведь как: порядочные люди - вроде самого Митя - могут и по десятку трупов за душой иметь, а Алешка остается мерзавцем, хоть с трупами, хоть без!