Князь мертвецов

Взгляд полицмейстера - довольно мерзкий - прошелся по девушкам.

- Вы! - затрясся от бешенства Гирш. - Как вы смеете!

- Заткнись, жиденок, - оборвал полицмейстер.

- Не помню, чтоб за нашим столом вы пили чай в мрачном молчании, - вмешался Митя. - Обычно ведут беседу: об учебе, о литературе...

- Ясно! - возрадовался полицмейстер. - Указ государев обсуждали. А литература - по этим двум каторжным мордам понятно, что у вас тут за литература! Обыскать! - рявкнул он, и переминавшиеся на пороге городовые ринулись внутрь.

Рывком отодвинули в сторону стол - чашки жалобно зазвенели, самовар покачнулся. Сидящие у стола вскочили и сбились в тесную испуганную кучку на другой стороне комнаты. Только оба поднадзорных - Иван и Петр - стояли, надменно вскинув головы и презрительно глядя на полицмейстера. Да Митя с Адой остались у подоконника. Городовой сдернул ковер и принялись простукивать половицы. Гулко взвыло пианино, когда другой городовой поднял крышку, чтоб заглянуть внутрь. Аккуратно выставленные книги полетели с этажерки, взмахивая страницами, и шлепаясь об пол как перезревшие груши с дерева.

- А вот Толстой ...

- Ты чё, тетеря, не видишь, написано же, что он граф! Разве ж графа запрещать станут?

- Замолчите оба, дураки! - полицмейстер в два шага оказался рядом с грудой книг, переворошил их стеком и обернулся, обводя хищным взглядом не слишком большую комнату. - Ах, ну конечно... - еще два шага, он встал перед Адой, взмахом стека приказывая ей отойти.

Опустив голову, Ада разглядывала носки своих ботиночек - и не тронулась с места.

- Вы б еще посвистели, Ждан Геннадьевич, - осуждающе сказал Митя. - Надо же, а на манерах отца полицейская служба так фатально не сказалась.

- Не соблаговолит ли барышня Ариадна отойти от окошка? – процедил полицмейстер.

- 3 ... зачем? - пролепетала Ада, нервно облизывая губы - и полицмейстер тут же расплылся в довольной улыбке.

- По просьбе моей. Уж не откажите в любезности! - почти проворковал он.

- Вы. . . вы не имеете права! - отчаянно пискнула Ада, вскидывая взгляд на полицмейстера. - Я пожалуюсь отцу!

- Да жалуйтесь сколько хотите, барышня! - нависая над ней всей своей немалой тушей, рявкнул полицмейстер. - Жаловаться вам придется, когда батюшка Родион Игнатьевич все недоданные с малых лет розги об вас обломает. А теперь – в сторону!

- Не отойду! - сжимая кулачки и зажмуриваясь, выпалила Ада.

- Господи Христе и Великие Предки! - устало вздохнул Митя и сунул полицмейстеру свое блюдце с чашкой. - Ну что вы, право, Ада, охота Ждану Геннадьевичу позориться, пусть уж посмотрит, - он протянул руку, приобнял Аду за талию и ... потянул ее прочь от окна.

- Но, Митя, вы же... я же ... - залепетала Ада.

У Гирша вырвался сдавленный то ли возглас, то ли стон, его отчаянный и ненавидящий взгляд метнулся между Митей и полицмейстером, и полностью утративший самообладание гимназист кинулся ... На Митю, или на полицмейстера - никто не понял, возможно, этого не понимал и сам гимназист.

Полицмейстер схватился за расстегнутую кобуру. Митя размахнулся и - бац! Острая боль пронзила руку до локтя, рассаженные днем об челюсть полицейского трупореза костяшки снова хрустнули и ... закатив глаза, Гирш рухнул на пол.

Выстрел грянул у Мити над самым ухом. Пуля просвистела над упавшим Гиршем, ударила в бюст Руссо на разоренной этажерке и отрикошетила, со свистом отлетев обратно.

Никто не успел ничего предпринять, один лишь Митя, привыкший за последнее время к подобным случайностям, сгреб Аду в охапку и рухнул вместе с ней на Гирша.

Пуля пронеслась там, где еще мгновение назад была его голова, и ударила в стекло. Стекло лопнуло так, будто меж уже вставленными зимними рамами заложили бомбу. Осколки не могли, но выплеснулись в комнату. Зазубренные стеклянные лезвия влетели внутрь. Прижимая к себе Аду, Митя откатился в сторону и ...

Дзанг-дзанг-дзанг! Осколки воткнулись в пол точно между Митей и Гиршем. Воцарилась тишина. Все как один, не отрываясь, воззрились сперва на полицмейстера - от паро-беллума в его руках расходилось облако пара. Потом на торчащие из светлых досок стекла.

- Тю, а як це? - наконец спросил один из городовых, переводя ошарашенный взгляд на разбитое окно.

За окном послышался раздосадованный скрипучий крик, похожий на воронье карканье, мелькнула тень с широко распахнутыми крыльями - слишком крупная для птицы тень.

— Это все, что тебя сейчас волнует, Мироненко? - просипел полицмейстер, пальцем стирая со щеки кровь из длинной царапины.

Митя приподнялся на локтях, отпуская придавленную им Аду. Посмотрел в широко распахнутые, полные растерянности и ужаса карие глаза, не скрытые как обычно стеклышками пенсне, выдавил кривую улыбку и плюхнулся на зад, тяжело дыша.

«Обошлось. Снова обошлось. Я жив. Дышу.»

Полицмейстер шагнул к окну мимо Мити протопали его ноги в начищенных до блеска сапогах. Дулом паро-беллума отбросил в сторону портьеру. И уставился на подоконник. Улыбка медленно сползла с его лица.