- Вы ежели вон в тот проулок свернете, как раз на Екатерининский проспект выедете, - поглаживая паро-коня по крупу, будто живого, протянул каббалист - теперь уже точно с намеком.
- И снова благодарю, но я неплохо ориентируюсь в городе, - старательно сохраняя невозмутимость, кивнул Митя. - Но я здесь по делу: ищу Йоэля Альшванга.
- Ага ... - каббалист заложил руки за спину и принялся качаться с каблука на носок, внимательнейшим образом разглядывая Митю. - А чего ж не завтра, в мастерскую, а вот прям нынче, в святую субботу, да прям сюда, будто вы ему друг?
Очень хотелось вспылить, но светский человек не пылит. И не пылает, а всегда сохраняет должное хладнокровие как с выше, так и с нижестоящими.
- Нужда неотложная, знаете ли... Про подкладку на сюртук сказать надобно. Представьте, какая трагедия будет - вдруг до завтра не успею? А подкладка уж не та ...
- Увы, трагедия подкладки превышает мое жалкое разумение, - покачал головой каббалист. - Что ж, вон он идет, ловите, пока не поздно!
- Спасибо, - поблагодарил его Митя, разворачивая автоматон. И чуть было не решил, что над ним подшутили - потому что не узнал сразу ни старого портного Якова, ни Йоэля.
Помахивая тростью, старый Яков, облаченный в строгий и даже элегантный черный лапсердак, с выпущенной поперек жилета серебряной цепочкой часов, торжественно вышагивал по мостовой и вещал громогласно, явно чтоб его высокоучёные рассуждения слышала вся улица:
- «Гашома им кисеи, вгоорец гадойм раглай»! Сказал Господь: «Небо - мой стул, а земля -скамеечка для ног». И что же это значит? Зачем Богу вообще мебель?
Следующие за ним гуськом - младший брат, владелец «Дома модъ» в таком же лапсердаке, сестрица Цецилия, в черном, отделанном кружевами платье, и последним - Йоэль - почтительно внимали. На Йоэле был такой же лапсердак, как и на остальных мужчинах семейства Альшванг, только падающие из-под ермолки на плечи длинные волосы цвета старого серебра выдавали его чуждость всему. Он был чужим здесь, среди этих торжественных и сдержанно-радостных людей, но и там, за пределами еврейского райончика оставался чужим тоже. Митя почувствовал, как сильно и резко вдруг сжалось сердце. Хотя какое ему дело?
- Яков Исакыч, наше вам почтение! - у него за спиной заорал каббалист. - Тут до вашего племянника паныч по важному вопросу!
Старый портной обернулся, впился глазами в Митю и скроил странную гримасу: будто бы одновременно и ухмыльнулся, и скривился.
- И вам доброго здоровья, ребе Шмуэль! И вам, паныч Дмитрий! Только какие ж могут быть вопросы к честному еврею, - он скользнул взглядом по Йоэлю, нахмурился, но упрямо продолжил. - Да в святую субботу?
- Быстрые и исключительно на словах, - заверил Митя.
Старый портной нахмурился, потом скользнул взглядом по Митиному сюртуку и тяжко вздохнул:
- Ну только ежели на словах... И чтоб быстро! Смотри у меня! - он погрозил племяннику кривым пальцем с обгрызенным ногтем. — Вот дал же Бог мамзера в семью.
- Брат! - воскликнула Цецилия и глаза ее наполнились слезами.
- А ты вообще молчи! - Яков раздраженно зашагал к дверям синагоги. За ним потянулись остальные: только Цецилия еще оглядывалась на сына, да Гирш с сестрой пристально глядели на Митю, но так ничего и не сказав, скрылись за дверью.
Только каббалист задержался, и пока Митя выбирался из седла, негромко пробормотал:
- А знаете, Дмитрий Аркадьевич, как слово «мамзер»-то переводится? «чужая вина», во как! Это я к чему: не знаю, на что вам Йоська так срочно занадобился – не вправду же из-за подкладки! - он усмехнулся. - А только вы его не подведите! Ему в жизни и без того достается: и за мамку, и за батьку ушастого ... - кивнул и тоже направился к синагоге.
Митя обиженно поглядел вслед: пусть нынче он и правда приехал не из-за подкладки - но это не повод считать подкладку делом настолько неважным, что только как предлог и использовать.
Он повернулся к терпеливо дожидающемуся его Йоэлю и рассеяно спросил:
- А и впрямь ... зачем Богу мебель?
Глаза Йоэля распахнулись широко-широко, потом он сдавленно хихикнул и ломким от смеха голосом ответил:
- Так суббота же, святой день. «Если два человека сошлись и не говорили между собою о Божьем слове, то они согрешили». Вот как могут - так и говорят! И если у вас других срочных вопросов нет, а на этот - важный весьма - я ответил, так может, я уже и пойду?
- Нет, конечно! - Митя разозлился, правда, больше на себя — вот нужно было ему глупости спрашивать? он еще больше понизил голос и почти одними губами шепнул. - Сегодня.
- Что - сегодня? - уставился на него Йоэль.
- Доставят железо, - отрывисто бросил Митя. - Озаботьтесь, чтоб господин Карпас... он же тоже нынче будет здесь, верно? Чтоб встречал на причалах возле склада. С обещанными ценными бумагами наготове.
- Сегодня ... - будто пробуя слово на вкус, повторил Йоэль. И мотнул серебряными волосами. - Сегодня я не могу.
- Что значит - не могу? - опешил Митя.
- Так суббота же! Праздник.
Митя втянул воздух сквозь зубы. Этот человек ... альв... он - серьезно?
- Вы хотите сказать, что все наше дело не может состояться из-за дня недели?