С годами политические взгляды и привязанности Александра Сергеевича Пушкина менялись. Не случайно к середине 1820-х годов он стал ощущать себя уже национальным поэтом, а не певцом мелких революционных дрязг и различных «свобод». Как православный человек Пушкин обращался к императору Николаю Павловичу с просьбами о прощении декабристов («и милость к падшим призывал»), подчеркивая их греховное, «падшее» положение, искренне веря и в личное раскаяние «первенцев свободы», какового, естественно, не имелось и в помине. Постепенно поэт приходил к выводу о пагубности для государства всякого революционного воздействия. Не случайно в поле его зрения попадает князь Юсупов — первый русский аристократ той поры, не просто осколок «золотого века Екатерины», но и выдающийся носитель идеи необходимости твердых государственнических устоев для великой России.
«Золотым временем» русской жизни поэт почитал «век Екатерины», в котором находил как исторические изъяны, так и величие Отечества, не в последней степени основанное на подлинной, родовой русской аристократии, к которой Пушкин относил и свою собственную родню. Этому посвящено его программное стихотворение «Моя родословная», написанное в один год с «Посланием» к Юсупову. Николай Борисович Юсупов оказался одним из последних блестящих представителей тех времен, а равно и одним из последних представителей русской родовой аристократии, сохранивших влияние на развитие государства. Как раз кризис этого небольшого слоя общества, вторжение в него тех, кто «прыгал в князья из хохлов», способствовали, по мнению поэта, и кризису государства в целом.
За строками гениального пушкинского «Послания», обращенного к Юсупову также прослеживается серьезное философское осмысление происходящих в русской истории процессов. Вместе с тем «Послание» носит не только обобщающий, но и весьма конкретный характер, свидетельствующий о том, что поэт внимательно изучил биографию Николая Борисовича, используя в качестве своеобразной летописной хроники и собственные рассказы князя, и его исторический «Альбом друзей».
Юсупов и Пушкин без сомнения провели немало часов за разговорами не только о Фонвизине или «золотом веке Екатерины». Поэт, ставший к началу 1830-х годов неофициальным главой «русской партии», немало воспринял от Юсупова — выдающегося русского государственного деятеля. Ведь под маской старого, сонного вельможи Николай Борисович умело скрывал отточенный ум политика-практика, умелого организатора, настоящего «делателя» с очень широким политическим кругозором, которому удавалось оказывать влияние и нажимать на многие «тайные кнопки» русской государственной машины.
Можно указать еще на одно странное, на первый взгляд, совпадение. Послание к Юсупову появляется как раз в одно время с программными стихотворениями Пушкина «Клеветникам России» и «Бородинская годовщина», опубликованными в небольшой брошюре, специально написанной совместно А. С. Пушкиным и В. А. Жуковским, человеком очень близким к царю, воспитателем наследника престола, будущего императора Александра II, отменившего крепостное право. В поэтической форме великие поэты приветствовали восстановление в своем Отечестве и в Польше, как составной части Российской империи, законного порядка. Произошло это в те дни, когда русские войска усмирили очередное польское восстание, а отечественные либералы дружно клеймили «проклятый николаевский режим», предварительно поплотнее закрыв шторы и двери в гостиных (на кухнях в те времена даже у демократов обитали еще только кухарки, будущие «правительницы» государства). Сохранение единства, целостности славянского Отечества виделось поэту и в том, чтобы страной руководили такие просвещенные вельможи, каковым являлся Николай Борисович, а отнюдь не очередные прибалтийские немцы. Разумеется, в советском литературоведении в этих пушкинских произведениях полагалось видеть исключительно «историзм, эстетство» ну и иные не самые приличные для великого и «почти пролетарского» поэта вещи.
Пушкин, Жуковский, Крылов, Гнедич получили приглашение на официальный парад на Царицыном лугу в Петербурге в октябре 1831 года, устроенный «По случаю окончания военных действий в Царстве Польском». Их изображения помещены на картине Г. Г. Чернецова, заказанной художнику императором Николаем I. Список портретируемых, как и список приглашенных, проходил Высочайшее утверждение, поскольку картина выставлялась на всеобщее обозрение с указанием фамилий всех на ней изображенных.