Князь Никто

— Не бери в голову, милый, — цыганка быстро обняла меня за плечи, обдав волной сладкого аромата ее духов, смешанных с запахом свежего пота. Много плясать, наверное, пришлось сегодня ночью. — Она вспыльчивая, но отходчивая. Ой… У тебя кровь! Что это?

Кровь сочилась сквозь пальцы из моего крепко сжатого кулака. Что–то острое упиралось мне в ладонь. Я разжал пальцы. Медвежий коготь с нацарапанными на одном боку знаками. Когда я успел достать его из кармана?

— Надо перевязать… — засуетилась Рубина, но я ее остановил.

— Не надо, — я благодарно пожал ей руку. — Все нормально.

— Я бы тебя накормила, но за ночь гости съели и выпили вообще все, до самой крошки, — Рубина развела руками. Я был тут всю ночь? Вид у нее был утомленный. Уголки губ опущены, под глазами темные круги.

— Спасибо, милая, — я нашел ее ладонь левой рукой, потому что правая была испачкана кровью, и благодарно сжал горячие пальцы. — Когда–нибудь я обязательно приглашу тебя на ужин в «Метрополь». И мы с тобой там спляшем на столе, чтобы у тамошей чопроной публики пенсне с носов попадали.

— Обещаешь? — устало улыбнулась она.

— Обещаю, — подмигнул я.

Когда идешь по улицам утреннего Петербурга, кажется, что этот город давно заброшен. Ни единой живой души, только ветер таскает по мощеным тротуарам обрывки старых афиш, сорванные с бутылок этикетки и распавшиеся на отдельные листы фривольные журналы. Редкие прохожие медленно волочат ноги, словно на плечах у них лежит весь груз страданий этого мира.

Солнечный свет безжалостно заливает потеки грязи на стенах, уродливые рисунки и кучи брошенного мусора.

Я тоже плелся, еле переставляя ноги. Перешагнул бесчувственное, но явно все еще живое тело. Подобрал подкатившуюся под ноги пустую бутылку и бросил ее в мусорный бак. Который, видимо, расшалившиеся ночные гуляки прикатили откуда–то с Фонтанки. Не зря же у него на боку намалевана буква «Ф» и какие–то цифры.

Я свернул в Вяземскую Лавру, сумрачную, как всегда, не смотря на солнечное утро. Шел вперед, смотрел под ноги. Повторял, как мантру «ни капли братской крови», «сиюминутная жалость», «уговоры влюбленной женщины». Пока это все звучало как случайный набор слов, но Баба Мороча вряд ли сказала бы мне случайные слова. Они обязательно что–то значат, даже если сейчас я этого не понимаю.

— Где тебя носило всю ночь, Ворона?! — визгливый голос прозвучал в утренней тишине так неожиданно, что я чуть не подпрыгнул. От ворот труповозной конторы отлепился вчерашний толстяк, так и не назвавший своего имени. Тот самый, который притащил бюрократа.

Я быстро огляделся по сторонам и отступил назад, приготовившись бежать. Я был не в том состоянии и физической форме сейчас, чтобы лезть в драку, особенно с человеком, у которого может быть при себе пистолет. Или за углом может прятаться какой–нибудь головорез, которого не убедишь финтом из примитивной магии.

— Нет! Только не убегай, — громко запротестовал толстяк. — Я пришел по делу, честное слово! Мне нужно с тобой поговорить! Я один, со мной никого нет.

Глава 9. Кое–что о хитрожопости

Честно говоря, особого желания вести беседы с этим красноносым типом у меня не было. Устал. Ночка выдалась та еще, до сих пор колени похожи на кисель, а в глазах режет, как будто горсть песка швырнули. Так что больше всего мне хотелось послать его в какое–нибудь тридесятое царство за реку Смородину, это если прилично выражаться. В голове у меня эта фраза звучала много короче. А когда этот толстяк укатится на все четыре стороны, запереть дверь на все возможные засовы и цепочки и завалиться спать. Перегруженным мозгам нужен был отдых.

Но секунду подумав, я закрыл рот и не стал посылать толстяка по известному адресу. Привалился боком к стене, скрестил руки на груди и склонил голову.

— Что там у тебя? — буркнул. — Выкладывай, только быстро.

— Ты предлагаешь беседовать о делах на улице? — лицо толстяка снова начало наливаться кровью, как и вчера. — Разговор будет очень серьезным…

Он сделал ударение на слове «очень». И выпучил глаза для усиления эффекта.

— Пока не убедил, — произнес я и зевнул. — Намекни хоть, может заинтересуешь…

— Деньги, Ворона, — лицо толстяка сделалось еще более многозначительным. Он подмигнул мне левым глазом и улыбнулся одной половиной рта. Изо всех сил стараясь придать своей плоской физиономии дружелюбный вид. Но лицедей он был так себе. По нему все равно было заметно, что Ворону, то есть меня, он терпеть не может. И разговор этот затеял, только потому что другого выбора у него нет. Или другого пистолета…

— Я уже почти заинтригован, — равнодушно произнес я и посмотрел на свои руки. Ногти были грязными и как попало обломанным, разумеется. Худые запястья торчали из широких засаленных и обтрепанных рукавов. Надо бы сменить наряд. Этот просто ужасен… И с едой нормально что–то решить… Подумал про еду, и в животе тут же заурчало.

— Ворона… То есть, Демьян, — толстяк откашлялся и приосанился. — Я так привык, что ты бестолковый пацан… Короче, Демьян, у меня к тебе предложение. Деловое. Как к настоящему взрослому.