Князь Никто

— А… — я хотел попросить рассказать детали, но махнул рукой и не стал. Все равно я не разбираюсь в алхимии, зачем зря пытаться забивать себе голову лишними знаниями. Достаточно того, что Вилим считает, что теперь сценарий безупречен.

— Поздний час, — Вилим ткнул пальцем в сторону настенных часов. — Вы и так нарушили режим, ваша светлость.

Спать мне теперь не хотелось, но возражать я не стал. И, как ни странно, провалился в сон, едва положил голову на подушку.

Я падал, падал, будто в глубокую черную яму. Почти как в тот день, когда меня пленили… Только эта яма была много глубже, и ее стенки неслись мимо меня со страшной скоростью, будто я падаю куда–то в центр земли… Но мне не было страшно или тоскливо. Я почему–то знал, что падение скоро закончится, и я не разобьюсь.

И уже в следующий момент я зажмурился от яркого света. На почти белом небе нестерпимо сияло солнце. Высоко, почти над головой. Я стоял посреди ржаного или пшеничного поля. Тяжелые колосья доходили мне до груди. Палящий зной был настолько густой, что любое движение давалось с трудом.

Похоже, это все–таки не просто сон…

Впереди, в зыбкой горячей дымке мне навстречу двигалась фигура в белых одеждах. В дрожащем и мерцающем воздухе было пока непонятно, мужчина это или женщина.

Ну да, я читал, что именно так она и является. Посреди поля, в белых одеждах.

Полуденница. Вторая часть Забытой Триады. Сестра Повелителя Червей.

Иссушающий зной, обжигающий ветер, смерть…

Страх накатил неожиданной волной, и я попытался отступить назад.

Как–то не задумываясь, инстинктивно. Сухие могучие руки горячего ветра толкнули меня в спину.

— Я не буду пытать тебя про льняные полотна, ты все равно не знаешь, как они делаются, — голос Полуденницы был звонкий, даже не девичий, а девчачий. Но вот лицо совсем даже не детское. У нее были белые волосы, словно цвет их навсегда выжгло солнце, и медно–коричневая кожа. Пронзительная синева глаз была настолько яркой, что было больно смотреть. Взглянул — и даже если закрыл глаза, продолжаешь видеть два синих пятна, плавающих во мраке с другой стороны век. — Мы не в поле, и ты не крестьянин, нарушивший запрет не выходить на жатву в полдень.

— Тогда что же тебе нужно? — спросил я. — Или ты просто так явилась? Посмотреть на новую игрушку своего брата?

— Дерзкий какой! — она засмеялась, и обжигающе–горячий ветер закрутился вокруг нас вихрем. Колостья закачались и начали хлестать меня по рукам, оставляя на коже длинные тонкие царапины. — Я заключила с ним пари. Он считает, что ты сгинешь в безвестности. Что у тебя не достанет сил и ярости довести свою месть до конца.

— А ты, значит, считаешь, что я справлюсь? — хрипло спросил я. Во рту пересохло, ощущение было такое, что когда говоришь, пережевываешь во рту песок.

— Не льсти себе, мне просто нравится с ним спорить, — Полуденница присела и принялась рвать заблудившиеся среди колосьев васильки. — Я никогда тебя не видела и ничего о тебе не знаю. Но брат сказал, что он настолько уверен, что даже если я трижды помогу тебе, то ты все равно не справишься. У тебя слишком доброе сердце для той цели, которую ты избрал.

— И ты правда будешь мне помогать? — спросил я и почувствовал, что холодею, несмотря на жаркий ветер и ослепительное солнце.

— Вот три цветка, — сказала она, сунув мне в руку букетик из трех ярких, почти как ее глаза, васильков. — Призови меня, когда тебе надо будет справиться со своей добротой и милосердием…

Я дернулся, и… проснулся. В правой руке я сжимал три высохших стебелька с венчиками резных синих лепестков. Первым порывом было отбросить их в сторону и немедленно отмыть руки. Но я знал, что это бесполезно. Полуденница была одной из самых грозных забытых богинь. Она была непредсказуема, капризна и совершенно безжалостна. Она — несправедливая смерть, позади которой все рыдает. Она приходит за маленькими детьми и за сильными здоровыми мужчинами. И забирает, кого захочет, в тот момент, когда этого никто не ждет.

Ее помощь — это последнее, о чем бы я просил.

Я посмотрел на засохшие васильки в своей руке. Зажмурился, сосчитал до пяти, все еще надеясь, что это был просто сон и ничего больше.

Открыл глаза.

Цветы никуда не исчезли.

Нда… И беда даже не в том, что могущественное существо вдруг взялось мне помогать. Беда в том, что ее помощь тоже не будет бесплатной.

— Ты уже проснулся? — раздался из столовой голос Анастасии. — А Вилим ушел ни свет ни заря. Сказал, чтобы я проследила, чтобы ты съел свой завтрак.

— Кто бы сомневался, — буркнул я и направился в ванную.

На удивление, проглотить белесую мешанину, которую мне оставил Вилим, оказалось уже вообще не трудно. Анастасия молча следила за тем, как я орудую ложкой, но было заметно, что она хочет что–то сказать. И лицо у нее было такое загадочное — смесь тревоги и любопытства.

— Что–то случилось? — спросил я, отложив, наконец, ложку.

— Наверное, это глупо… — сказала она и ее щеки слегка порозовели. — И вообще какие–то детские сказки все…

— Валяй, рассказывай, — я широко улыбнулся. — Иногда детские сказки бывают мудрее иных взрослых и серьезных.